Послание
Его Святейшества Папы Бенедикта XVI
к епископам Католической Церкви
в связи со снятием отлучения
с четырех епископов, посвященных в сан
архиепископом Лефевром
Снятие отлучения с четырех епископов, посвященных в 1988 году архиепископом Лефевром без мандата Святого Престола, по многим причинам вызвало как в Католической Церкви, так и вне ее дискуссию настолько жаркую, какой мы давно уже не видели. Многих епископов привело в недоумение событие, которое свершилось неожиданно и которое им трудно было рассматривать позитивно в свете вопросов и задач, стоящих сегодня перед Церковью. Хотя многие епископы и верные склонны были в принципе положительно отнестись к заботе Папы о примирении, остался вопрос: является ли этот жест подобающим ввиду действительно насущных требований, предъявляемых жизнью веры в наше время. С другой стороны, некоторые группы открыто обвинили Папу в желании перевести стрелки часов к дособорным временам: в результате сорвалась с места лавина протестов, чья резкость обнажила раны, глубина которых не ограничена сегодняшним днем. Поэтому я считаю себя обязанным предложить вам, дорогие собратья, разъяснение, которое должно помочь вам понять, какая озабоченность побудила меня и компетентные службы Святого Престола сделать этот шаг. Тем самым я надеюсь поспособствовать миру в Церкви.
Неожиданным и неудачным фактом оказалось для меня то, что на снятие отлучений наложилось дело Уильямсона. Сдержанный жест милосердия в адрес четырех епископов, посвященных в сан действительным, но незаконным образом, внезапно предстал чем-то совершенно иным: отказом от примирения между христианами и иудеями, а следовательно - отречением от того путеводного принципа, который в этом отношении установил для Церкви Собор. Жест примирения с отделенной церковной группой превратился, таким образом, в нечто прямо противоположное: в очевидный шаг назад по отношению ко всем шагам примирения между христианами и иудеями, предпринятым после Собора - шагам, в которых я старался участвовать и поддерживать их с самого начала своей работы как богослова. О том, что это наложение друг на друга двух противоположных процессов, возникнув, тут же омрачило мир между христианами и иудеями, а также мир внутри Церкви, я могу лишь глубоко сожалеть. Мне сообщили, что обращение к информации, доступной в Интернете, сделало бы возможным заранее предвидеть эту проблему. Я извлек из этого тот урок, что в будущем мы, пребывающие у Святого Престола, станем уделять больше внимания этому источнику. Огорчил меня тот факт, что даже католики, которые все же могли бы лучше знать ситуацию, сочли необходимым нападать на меня с открытой враждебностью. По этой самой причине я тем больше благодарен нашим друзьям-иудеям, которые быстро помогли прояснить недоразумение и восстановить ту атмосферу дружбы и доверия, которая - как и во дни Папы Иоанна Павла II - существовала на протяжении моего понтификата и, благодарение Богу, продолжает существовать.
Другая неудача, о которой я глубоко сожалею, это то, что в момент, когда было обнародовано постановление от 21 января 2009 года, его рамки и пределы не были ясно и адекватно объяснены. Отлучение касается отдельных лиц, а не институтов. Посвящение епископа в отсутствие папского мандата создает опасность схизмы, поскольку нарушает единство коллегии епископов с Папой. Как следствие, Церковь должна отреагировать на него, наложив самую суровую из своих кар - отлучение - с целью призвать наказанных таким образом покаяться и вернуться к единству. Спустя двадцать лет после рукоположений эта цель, увы, еще не достигнута. Снятие отлучения имело ту же цель, что и само наказание: вновь призвать четырех епископов к возвращению. Этот жест стал возможен, поскольку заинтересованные стороны выразили свое принципиальное признание Папы и его власти как пастыря, хотя и с некоторыми оговорками в области послушания его вероучительному авторитету и авторитету Собора. И здесь я возвращаюсь к различению между отдельными лицами и институтами. Снятие отлучения было мерой, предпринятой в области церковной дисциплины: совесть отдельных лиц была освобождена от гнета самого серьезного из церковных наказаний. Этот дисциплинарный уровень нужно отличать от уровня доктринального. Тот факт, что Священническое братство св. Пия X не обладает в Церкви каноническим статусом, основывается, в конечном итоге, не на дисциплинарных, а на доктринальных причинах. Пока Братство не имеет канонического статуса в Церкви, его члены не занимают в Церкви законных должностей. И, следовательно, нужно различать дисциплинарный уровень, касающийся отдельных лиц как таковых, и доктринальный, затрагивающий должности и институты. Чтобы вновь прояснить это, скажу: до тех пор, пока не будут прояснены доктринальные вопросы, Братство не имеет канонического статуса в Церкви, а его члены - хотя они и освобождены от церковного наказания - не занимают законным образом никакой должности в Церкви.
В свете этой ситуации я намерен отныне присоединить папскую комиссию "Ecclesia Dei" - орган, который с 1988 года уполномочен заниматься отношениями с общинами и лицами, происходящими от Братства св. Пия X или иных подобных групп и желающими вернуться к полному общению с Папой - к Конгрегации вероучения. Это сделает ясным то, что проблемы, которые нужно теперь решать, имеют по сути доктринальный характер и касаются в основном принятия Второго Ватиканского Собора и послесоборного учительства Пап. Коллегиальные органы, посредством которых Конгрегация рассматривает возникающие вопросы (в особенности - проходящие по средам ординарные встречи кардиналов и годовые или двухлетние пленарные сессии) обеспечивают вовлечение в процесс принятия решений префектов различных Римских Конгрегаций и представителей мирового епископата. Учительская власть Церкви не может быть заморожена в 1962 году - это Братство должно ясно осознать. Но и кое-кому из тех, кто выступает в качестве великих защитников Собора, тоже нужно напомнить, что Второй Ватиканский Собор объемлет всю вероучительную историю Церкви. Всякий, кто желает быть послушным Собору, должен принять веками исповедуемую веру и не может отсечь корни, от которых древо черпает жизнь.
Я надеюсь, дорогие собратья, что это послужит прояснению как позитивного значения, так и рамок постановления от 21 января 2009 года. Но остается вопрос: была ли эта мера необходима? Была ли она приоритетна? Нет ли других, более важных дел? Разумеется, есть дела более важные и насущные. Я полагаю, что ясно изложил приоритеты своего понтификата в обращениях, с которыми выступал в его начале. Все, что я говорил тогда, остается моим неизменным планом действий. Первейший приоритет для Преемника Петра был очень четко изложен Господом в горнице Тайной Вечери: "ты… утверди братьев твоих" (Лк. 22:32). Сам Петр вновь сформулировал этот приоритет в своем первом Послании: "Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ" (1 Пет. 3:15). В наши дни, когда в огромных регионах мира вера подвергается опасности вымирания, подобно пламени, лишившемуся топлива, самое главное - обеспечить присутствие Бога в мире сем и показать людям путь к Богу. И не к какому угодно богу, а к Богу, говорившему на Синае; к Богу, Чей лик узнаем мы в любви, идущей "до конца" (ср. Ин 13:1) - в Иисусе Христе, распятом и воскресшем. Настоящая проблема нынешнего момента нашей истории в том, что Бог исчезает с человеческого горизонта, и что, когда меркнет свет, исходящий от Бога, человечество теряет ориентацию, а пагубные результаты этого становятся все очевиднее.
Вести людей к Богу, к Богу, говорящему в Библии -вот главный и фундаментальный приоритет для Церкви и Преемника Петра в эти времена. Логическое следствие из этого то, что все мы должны заботиться о единстве всех верующих. Их разобщенность, разногласия между ними ставят под вопрос то, насколько можно верить в их речи о Боге. Поэтому усилия по способствованию общему свидетельству христиан о своей вере - экуменизм - входят в состав самой приоритетной задачи. К этому добавляется необходимость для всех, кто верит в Бога, искать мира, пытаться сблизиться друг с другом и вместе, пусть даже имея разные образы Бога, идти к источнику Света - это межрелигиозный диалог. Всякий, провозглашающий, что Бог есть любовь "до конца", должен свидетельствовать о любви: в любящей преданности страждущим, в отрицании ненависти и вражды - таково социальное измерение христианской веры, о котором я говорил в энциклике "Deus Caritas est".
Итак, если тяжелый труд ради веры, надежды и любви в мире является сегодня (а так или иначе - и всегда) действительным приоритетом Церкви, тогда в него входят также и акты примирения - малые и не очень. То, что тихий жест протянутой руки вызвал такой гвалт и стал тем самым чем-то прямо противоположным примирению - это факт, который мы должны принять. Но теперь я спрашиваю: было ли и есть ли в самом деле неправильно пойти навстречу брату, который "имеет что-нибудь против тебя" (ср. Мф. 5:23ff.) и искать примирения? Не должно ли гражданское общество стараться также предвосхищать формы экстремизма и включать тех, кто им привержен - в той мере, в какой это возможно - в великие течения, формирующие социальную жизнь, избегая тем самым их изоляции со всеми ее последствиями? Может ли быть абсолютно ошибочным работать над тем, чтобы преодолеть узость и дать место тому, что позитивно и может быть возвращено целому?
Я сам за годы после 1988-го видел то, как возвращение в полноту общения с Римом способствовало изменению внутреннего климата в ранее отделенных от него общинах, как возвращение в большую вселенскую Церковь позволяло преодолеть односторонние взгляды и узость, давая рост позитивным силам, служащим общему делу. Можем ли мы быть совершенно равнодушны по отношению к общине, включающей 491 священника, 215 семинаристов, шесть семинарий, 88 школ, два учебных заведения университетского уровня, 117 монашествующих братьев, 164 монашествующих сестры и тысячи верных-мирян? Должны ли спокойно позволять им дрейфовать все дальше от Церкви? Я думаю, к примеру, о 491 священнике. Мы не знаем, насколько смешанны могут быть их мотивы. И все равно я не считаю, что они избрали бы священство, если бы, наряду с различными искаженными и нездоровыми элементами, не имели любви ко Христу и желания провозглашать Его и с Ним - Бога Живого. Можем ли мы просто исключить их, как представителей радикальной маргинальной группы, из нашего стремления к примирению и единству? Что станет тогда с ними?
Конечно, мы давно уже, а по этому особому случаю - и вновь, слышим от некоторых представителей этого сообщества много неприятного: высокомерие и заносчивость, фиксированность на односторонних взглядах и т. д. Но, говоря по правде, я должен добавить, что получил также и ряд трогательных свидетельств благодарности, явно демонстрирующих открытость сердца. Но не должна ли великая Церковь позволять себе также и щедрость в сознании своей огромной широты, в сознании данного ей обетования? Не должны ли мы, как добрые учителя, быть способны также обходить вниманием различные недостатки и прилагать все усилия для открытия более широких перспектив? И не должны ли мы признать, что нечто неприятное появилось также и в церковных кругах? Порою создается впечатление, что наше общество нуждается хотя бы в одной группе, по отношению к которой нельзя проявлять никакой терпимости, на которую легко можно нападать и ненавидеть ее. А если кто-то посмеет приблизиться к этим людям - в данном случае это сделал Папа - он тоже теряет всякое право на терпимое отношение; с ним тоже можно обращаться с ненавистью, не зная ни страха, ни удержи.
Дорогие собратья, в дни, когда я впервые задумал написать это послание, мне случайно пришлось во время посещения римской семинарии толковать и комментировать стихи из Послания к Галатам, 5:13-15. Я был удивлен той прямотой, с которой этот отрывок говорит нам о нынешнем времени: "только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу. Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя. Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом". У меня всегда есть искушение рассматривать эти слова как еще одно риторическое преувеличение, какие мы порой встречаем у святого Павла. До некоторой степени так может и быть. Но - горько сказать - это "угрызание и съедание" существует и в сегодняшней Церкви, будучи выражением дурно понятой свободы. Надо ли нам удивляться, что и мы не лучше, чем Галаты? Что и нам как минимум угрожают те же искушения? Что мы всегда должны заново учиться правильному использованию свободы? И что должны всегда заново учиться высшему приоритету, который есть любовь? В тот день, когда я говорил об этом в высшей семинарии, в Риме отмечался праздник Madonna della Fiducia - Пресвятой Девы Доверия. Так оно и есть: Мария учит нас доверять. Она ведет нас к Своему Сыну, Которому все мы можем довериться. Он будет нам проводником - даже в дни неспокойные. И поэтому я хочу сердечно поблагодарить всех тех многих епископов, которые в последнее время проявили по отношению ко мне трогательные знаки доверия и любви, и прежде всего заверили меня в своих молитвах. Благодарю также и всех верных, кто в эти дни дал мне свидетельство своей непоколебимой верности Преемнику св. Петра. Да охранит вас всех Господь и да ведет стопы ваши по пути мира. Эта молитва инстинктивно рождается в моем сердце в начале сего Поста, литургического сезона, особенно подходящего для внутреннего очищения, приглашающего всех нас взглянуть с обновленной надеждой на свет, ожидающий нас в день Пасхи.
С особым апостольским благословением, остаюсь
ваш во Господе,
Бенедикт P.P. XVI
Из Ватикана, 10 марта 2009 г.
- vatican.va, 12. 03. 2009