Глава II. Подвиг Жанны
В родной деревне ее называли Жанеттой. Она была дочерью крестьянина Жака Д'Арка и его жены Изабеллы Роме, четвертым ребенком и старшей дочерью. Когда в 1429 г. ее спросили, сколько ей лет, она ответила: "Семнадцать или девятнадцать". Значит она родилась в 1410 или в 1412 г. Большинство биографов склоняется ко второй дате.
Мы пишем ее фамилию через апостроф. Современники писали ее слитно. Впрочем, они вообще не знали апострофа и не отделяли при письме "благородные" частицы "де", "дю" и "д". Фамилию Жанны писали и произносили по-разному: и Дарк (Darс), и Тарк (Tarc), и Дар (Dare), и Дэй (Daye). Столь вольное обращение с фамилиями было вообще свойственно людям средневековья - эпохи, не знакомой ни с паспортами, ни с другими удостоверениями личности. Привычная нам форма написания фамилии Жанны появилась только в конце XVI в. под пером некоего орлеанского поэта, который, желая "возвысить" героиню, переделал ее фамилию на дворянский манер - благо сделать это было очень просто.
Девочка росла, как росли все крестьянские дети. Со слов матери она заучила три молитвы. Этим ее образование ограничилось - до того момента, когда, находясь при дворе дофина, она научилась писать свое имя. Ее рано приучили к домашней работе и женскому рукоделию. Когда она подросла, ее стали посылать в поле. В очередь с соседскими ребятишками она помогала взрослым пастухам пасти деревенское стадо.
У нее было много друзей, В праздничные дни молодежь ее родной деревни собиралась за околицей у столетнего бука. Его называли "деревом фей". Местное предание гласило, что некогда под его могучей кроной феи водили свои веселые хороводы, но когда священник окропил лужайку святой водой, они исчезли.
Когда судьям Жанны понадобятся улики, свидетельствующие о связи девушки с нечистой силой, они будут настойчиво расспрашивать подсудимую о ее играх под "деревом фей". На этом факте они построят обвинение Жанны в колдовстве и заклинании злых духов.
Зимними вечерами, взяв веретено и шерсть, Жанна уходила к своей подружке Манжетте или та приходила в дом д'Арка, и девочки, примостившись в углу, тихонько работали, прислушиваясь к неторопливой крестьянской беседе. Чаще всего разговор шел о делах родной деревни, но нередко говорили и о том, что происходило в большом мире.
Деревня Домреми, в которой родилась и выросла Жанна, стояла на большой дороге. Проложенная еще римлянами, она шла вдоль Мааса, связывая Фландрию с Бургундией и Провансом. В те времена это был один из самых оживленных трактов. Через Домреми проезжали купцы, рыцари, солдаты, брели монахи, паломники, нищие. Бывало так, что ночь заставала путника далеко от постоялого двора. Тогда он стучался в ближайший дом. Его впускали, давали место у очага, угощали овечьим сыром, ставили кувшин с вином. Платой за ужин и ночлег были рассказы о том, что делается на белом свете.
От проезжих людей узнавали крестьяне Домреми о важнейших событиях, происходивших тогда во Франции. Новости распространялись быстро, и хотя истинные сведения причудливо переплетались с вымыслом, жители этой деревни, расположенной на самой границе королевства, были неплохо осведомлены о том, что происходило в далеких городах и провинциях. Так дошли до них вести о предательском договоре в Труа. Народная молва обвиняла в этом королеву Изабеллу Баварскую, эту распутницу, которая отреклась от родного сына и продала трон англичанам. Симпатии народа были на стороне изгнанника-дофина, в котором большинство французов видело своего законного государя.
Но не только с чужих слов знали жители Домреми о войне. Она вторгалась в их родной край, сея смерть и опустошения. Небольшой район, центром которого был Вокулер, не подвергся оккупации, но его население испытало на себе все бедствия феодальной анархии и солдатского разбоя. Из-за Мааса нападали банды лотарингских дворян, слывших первыми разбойниками во всем христианском мире (а в те времена заслужить такую славу было совсем не просто). С ними соперничали шайки головорезов, находившиеся на службе у местных сеньоров. Окрестности Вокулера подвергались также частым и опустошительным набегам бургундцев.
Вокруг Домреми пылали деревни. Крестьяне дежурили на колокольнях церквей, жались к стенам укрепленных городков и замков, прятали скот и пожитки в укромных местах. Они жили в постоянном страхе и, не зная, когда и откуда нагрянет очередная беда, ждали ее всегда и отовсюду.
Не избежала общей участи и родная деревня Жанны. В 1425 г. наемная банда одного из местных дворян угнала из Домреми весь скот. К счастью, владелица другого ограбленного этой же бандой села обратилась за помощью к своему родственнику - могущественному в тех краях сеньору, и тот немедленно снарядил погоню. В кровавой стычке его люди отбили скот и вернули его хозяевам. Спустя три года семье Жака д'Арка пришлось искать убежище в соседней крепости Нефшато: на Домреми напали бургундцы. Они разграбили опустевшие дома и сожгли церковь.
Так проходило детство и юность Жанны - суровые, наполненные тревогами военных лет, освещенные заревами дальних и близких пожаров. Рассказы о бедствиях, обрушившихся на Францию, картины общего народного горя, проходившие перед глазами девушки, запали в ее душу и зажгли ее сердце горячим желанием помочь людям. Жанне, как она сама говорила, "стало жаль милую Францию".
Это глубокое патриотическое чувство приняло у нее естественную для того времени религиозную форму. Жанна была уверена, что сам бог избрал ее для спасения гибнущей Франции. Она черпала эту уверенность в широко распространенном среди народа пророчестве, которое приписывали волшебнику Мерлину - персонажу множества легенд и преданий. Пророчество гласило, что Францию погубит злая и порочная женщина, а спасет страну чистая девушка. Первую часть "пророчества Мерлина" народ относил к королеве Изабелле Баварской и с нетерпением ждал, когда сбудется его вторая часть. Вера в появление чудесной избавительницы была общераспространенной, но в разных местах Франции об этом говорили по-разному. На родине Жанны господствовало мнение, что девушка придет из Лотарингии, из деревни, подле которой растет дубовый лес. Жанна слышала эти рассказы, и у нее возникло убеждение, что они относятся именно к ней: ведь Лотарингия - вот она, за рекой, и дубовая роща шумит за стенами отцовского дома...
Яркое воображение девушки жадно впитывало и другие легенды о вмешательстве небесных сил в земную жизнь. Жанна знала предания о девах, которые отводили опасность от родных мест, слышала сказания о божьих посланцах, спасавших от бедствий целые народы. Ее интеллект формировался под влиянием народных религиозно-мистических представлений. Жанне казалось, что она слышит и видит святых. Здесь имело место самовнушение, работа расстроенного религиозной мистикой и потому особенно пылкого воображения; подобное явление часто встречалось в средние века. Жанне "являлись" архангелы Михаил и Гавриил, святые Екатерина и Маргарита. Это были наиболее почитаемые в народе святые. Они называли ее возлюбленной дочерью господа и внушали ей, что она избрана богом для великого дела. Жанне было тринадцать лет, когда она впервые услышала "голоса". В последний раз она говорила с ними в ночь перед казнью.
Жанна не сразу уверовала в свою миссию. Она долго колебалась, считая себя недостойной быть исполнительницей "божьей воли". Ее останавливала привязанность к родным, которых она должна была оставить, пугало неведомое будущее. Но, когда в Домреми пришло известие о начавшейся осаде Орлеана, Жанна обрела решимость: значение битвы на берегах Луары было понятно каждому. У девушки из Домреми созрел четкий план действий.
В январе 1429 г. Жанна тайком уходит из дому. В сопровождении своего дальнего родственника Дюрана Лаксара, жившего в другой деревне и ставшего первым ее поверенным, она идет в Вокулер и предстает перед комендантом крепости Робером де Бодрикуром.
Жанна обращается к нему с просьбой дать ей провожатых: она должна идти во Францию (так жители окраинных провинций называли центральную часть страны), ко двору дофина. Там она получит людей, с помощью которых снимет осаду с Орлеана. Затем коронует дофина в Реймсском соборе и выгонит из Франции всех англичан. Такова воля ее господина. Кто этот господин? Царь небесный.
Нетрудно представить себе реакцию Бодрикура. Он рассмеялся Жанне в лицо. А успокоившись, посоветовал Дюрану Лаксару отвести девушку домой, к ее отцу, наградив ее предварительно парой добрых оплеух. Вероятно, любой другой на его месте поступил бы точно так же.
Но Жанна осталась в Вокулере. Она поселилась в доме возчика Анри Ле Ройе, и вскоре этот дом стал местом массового паломничества. Люди приходили туда, движимые чувством любопытства, но уходили уверенные в том, что они действительно видели ту чудесную спасительницу Франции, появление которой было предсказано древним пророчеством. Им невольно передавалась глубочайшая убежденность Жанны в ее призвании. Много лет спустя собеседники Жанны будут вспоминать о том впечатлении, которое произвели на них слова девушки, проникнутые непоколебимой, даже фатальной убежденностью. Вот что расскажет о первой встрече с Жанной бедный рыцарь Жан де Новеломон, по прозвищу Жан из Меца, ставший после этой встречи преданным другом девушки:
"Когда я впервые увидел в Вокулере Жанну, на ней было поношенное красное платье. Я спросил у нее: "Что вы здесь делаете, милочка? Не следует ли нам изгнать короля, а самим превратиться в англичан?". Она мне ответила: "Я пришла сюда, чтобы попросить сира да Бодрикура проводить меня к королю (т. е. к дофину Карлу, - В.Р.) или дать мне провожатых, но он не обратил внимания ни на меня, ни на мои слова. И все же нужно, чтобы в урочный час я была у короля - даже если бы мне пришлось ради этого стереть ноги до колен. Потому что никто на свете - ни короли, ни герцоги, ни шотландская принцесса (нареченная пятилетнего сына дофина, будущего короля Людовика XI, - В.Р..) - не смогут спасти Французское королевство. Никто, кроме меня. Я предпочла бы прясть возле моей матери. Но это от меня не зависит. Нужно, чтобы я шла".
"И тогда, - продолжает Жан из Меца, - я протянул Жанне руку и поклялся, что с божьей помощью провожу ее к королю. В то же время я спросил у нее, когда она хотела бы выехать. "Лучше сегодня, чем завтра, и лучше завтра, чем послезавтра", - ответила она. Еще я спросил у нее, намерена ли она ехать в женском платье, на что она мне ответила: "Я охотно переоделась бы в мужской костюм". Тогда я дал ей одежду и обувь одного из моих людей". [Jules Quicherat. Proces de condamnation et de rehabilitation de Jeanne d'Arc, dite la Pucelle, t. II. Paris, 1841, pp. 436, 437 (Кишера. Процесс осуждения и реабилитации Жанны д'Арк, прозванной Девой). В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте: издание обозначается буквой Q с указанием тома и страницы. При ссылках на показания свидетелей реабилитации опущены юридические формулы. Показания цитируются от первого лица; косвенная речь в ряде случаев заменена прямой. ]
Задержимся на последнем эпизоде. Ни Жанне, ни ее собеседнику и в голову не могло прийти, что, переодевшись в мужской костюм, девушка совершила преступление против законов церкви. Они смотрели на это, как на совершенно естественный поступок, вызванный соображениями безопасности и удобства. Путь предстоял неблизкий - верхом, по дорогам, кишевшим разбойниками, и женское платье для такого путешествия не годилось. Та непринужденность, с которой Жан из Меца предложил девушке костюм своего слуги, и та легкость, с которой Жанна - очень щепетильная во всем, что относилось к внешнему благочестию, - приняла это предложение, свидетельствуют о том, что современники не придавали ее поступку решительно никакого значения. Женщины, по-видимому, часто переодевались в мужскую одежду, отправляясь в дальний путь.
Но во время суда такая, по словам самой Жанны, "ничтожная мелочь" приобретает значение одной из главных улик для обвинения в ереси. И этой улике суждено будет сыграть в судьбе девушки роковую роль. Впрочем, не будем забегать вперед…
Жители Вокулера поверили в Жанну. Она приобрела много друзей, готовых разделить с ней тяготы предстоящего путешествия. К Жану из Меца присоединился его товарищ Бертран де Пуланжи, и оба рыцаря настойчиво уговаривали Бодрикура уступить просьбе девушки. Сам комендант видел быстро растущую популярность Жанны, и это заставило его изменить свое первоначальное отношение к ней. А когда Жанну милостливо принял союзник дофина, герцог Лотарингский, который заинтересовался новоявленной "пророчицей" и пригласил ее в свою резиденцию, колебания Бодрикура исчезли. Он согласился дать Жанне провожатых и письмо к дофину.
Горожане сообща снарядили девушку в дорогу. Они купили для нее крепкую вороную лошадку. Портной сшил ей по мерке костюм: холщевую рубаху, суконную куртку, штаны, соединяющиеся шнурками с курткой. Сапожник вытачал маленькие сапоги на толстой подошве, с длинными голенищами. Жанна подстригла волосы в кружок, надела круглую шапочку, прикрепила шпоры, привязала справа к поясу меч, подаренный Бодрикуром, и стала похожа на мальчишку-пажа. Она уверенно держалась в седле, ловко управляла конем, и при виде ее никто не мог подумать, что это переодетая девушка.
13 февраля маленький отряд покидал Вокулер. Он насчитывал семь человек: Жанна, Жан из Меца и Бертран де Пуланжи с их слугами, некий лучник Рошар и королевский гонец Коль де Вьенн, привезший незадолго до этого письмо дофина и возвращавшийся ко двору. Большая толпа проводила девушку до ворот. Среди провожатых был и Бодрикур. Он оглядел ее с ног до головы, вздохнул: "Ну что же, езжай. И будь, что будет".
Прежде чем попасть за Луару, в Шинон, где находился тогда двор дофина, Жанне и ее спутникам предстояло проехать через Шампань, в которой хозяйничали англичане, и по враждебной Бургундии.
Семь человек пересекают занятую врагами страну. Они едут по размытым весенними дождями проселкам, объезжая города, в которых стоят неприятельские гарнизоны, переправляются вброд через вздувшиеся реки, отдыхают под открытым небом или в брошенных домах. "Повсюду на нашем пути, - вспоминал позже Жан из Меца, - были англичане и бургундцы, и чтобы избежать встречи с ними, мы часто ехали по ночам".
Помногу часов не слезает Жанна с седла. На привалах спит в сапогах и куртке. И ни одной жалобы, ни малейшего признака упадка духа. Жанна радостно возбуждена. "Во время одиннадцати дней пути, - вспоминал Бертран де Пуланжи, - мы находились в сильной тревоге. Но Жанна нам повторяла: "Не бойтесь ничего. Вы увидите, как ласково примет нас в Шиноне дофин"" (Q, II, 449).
По приезде в Шинон Жанну поместили на постоялом дворе, а ее спутники отправились в королевский замок, Девушка ждала, что с минуты на минуты ее проведут к дофину. Но замок молчал. Прошел день, другой - никто не приходил за Жанной.
Тем временем в королевском совете обсуждался вопрос о ее приеме. Сохранилось свидетельство одного из членов этого совета, президента счетной палаты Симона Шарля, о том, как проходило это обсуждение. Его рассказ заслуживает быть приведенным полностью, поскольку он точно воспроизводит реакцию двора на известие о появлении Жанны.
"На обсуждение совета был поставлен вопрос, должен ли король выслушать ее или нет. С самого начала спросили у нее, зачем она пришла и с какой целью. Она ответила было, что скажет об этом только королю, но когда ей заявили, что ее просят высказаться именем короля, она согласилась поведать мотивы своей миссии. "Мне, - сказала она, - небесный царь поручил сделать две вещи: во-первых, снять осаду с Орлеана и, во-вторых, повести короля на коронацию в Реймс".
"Выслушав это, некоторые члены совета заявили, что король ни в коем случае не должен доверять этой девушке. Другие же были того мнения, что, поскольку она называет себя божьей посланницей, король должен по крайней мере выслушать ее. Сам король желал, однако, чтобы ее предварительно допросили клирики и люди церкви."
"Наконец, не без затруднений, было решено, что король выслушает Жанну. Но когда она уже прибыла в Шинонский замок, чтобы предстать перед королем, он, подстрекаемый своими приближенными, все еще колебался в намерении дать ей аудиенцию. Тогда ему указали, что Робер де Бодрикур сообщил письмом о том, что он посылает эту женщину, и что она пересекла занятые врагом провинции, каким-то чудесным образом переправившись вброд через многочисленные реки, чтобы попасть к нему. Это убедило короля, и аудиенция Жанне была дана" (Q, III, 115).
Первое свидание дофина с Жанной состоялось в парадном зале Шинонского замка в присутствии многочисленных придворных. Девушку подвергли очередному испытанию: дофин спрятался за спинами придворных, а его место занял один из пажей. В общем разыграли сцену, более уместную на подмостках народного театра во время представления фарса с переодеванием, нежели в официальной резиденции государя. Ждали, как поведет себя Жанна. Сумеет ли она опознать истинного дофина, повинуясь лишь внутреннему чувству (было известно, что изображений Карла она не видела)? Если бы она обманулась, ее непрочная еще репутация "посланницы небес" оказалась бы безнадежно погубленной, и кое-кто из окружения дофина на это рассчитывал.
Надеждам этих людей не суждено было сбыться. Войдя в зал, освещенный неровным пламенем факелов, Жанна сразу же нашла дофина и приветствовала его низким поклоном. На присутствующих, и прежде всего на самого Карла, это произвело потрясающее впечатление.
Во время суда над Жанной следствие неоднократно обращалось к этому эпизоду. "В "сверхъестественной" проницательности подсудимой судьи видели проявление колдовских чар. Сама она объясняла все очень просто: "Когда я вошла в королевскую палату, я узнала короля среди других по совету моего голоса, который указал мне на него" (Т, I, 89). Думала ли она и впрямь так, или же хотела дать судьям еще одно доказательство божественного характера своей миссии - сказать что-либо определенное на этот счет невозможно. Но вот что обращает на себя внимание при знакомстве с материалами обвинительного процесса: на протяжении почти полугодового следствия и суда Жанна ни разу не назвала сама ни одного имени. Всякий раз, когда речь заходила о поступках, подсказанных ей другими людьми, она ссылалась на бога, "голоса", святых, ангелов, архангелов и т. д. Так, например, отвечая на вопрос следователя о причинах, побудивших ее переодеться в мужской костюм, Жанна заявила, что она сделала это по велению бога и его ангелов (в данном случае в роли ангела выступал Жан из Меца). Отвечая подобным образом, она не только защищала себя, но и стремилась отвести даже малейшую тень подозрений от своих друзей.
Вполне возможно, что этим в какой-то мере объясняется ее заявление, что она узнала неведомого ей прежде дофина по указанию божьего "голоса": Жанна не хотела назвать того или тех, кто описал ей характерную внешность дофина - причем описал настолько точно и подробно, что она без труда смогла узнать дофина в толпе придворных.
В тот вечер в Шиноне, когда Жанна узнала дофина, он отвел ее в сторону, и они о чем-то долго и тихо говорили. Когда Карл отошел от Жанны, - все заметили, что у него было веселое лицо, а улыбался он редко.
Какие надежды пробудила Жанна в душе дофина, какими словами смогла она убедить его, чем она вызвала его расположение? Ответить на это можно лишь предположительно. Судя по кратким и не очень ясным показаниям очевидцев сцены первой аудиенции, на Карла произвела глубокое впечатление одна из немногих фраз, сказанных Жанной во всеуслышание. Она назвала дофина истинным и законным наследником престола. В устах Жанны эти слова имели совершенно определенный смысл: королем Франции должен быть французский принц. Говоря так, она выражала общее мнение народа, отвергшего предательскую сделку в Труа. Но дофин, по-видимому, понял ее иначе. В те времена ходили упорные слухи, что отцом дофина был не Карл VI Безумный, а один из многочисленных любовников королевы. Распускали эти слухи англичане и бургундцы. Изабелла их не опровергала и тем самым способствовала их распространению. На дофина это действовало самым удручающим образом: в глубине души он сомневался в своих правах на корону. В словах же "посланницы небес" он услышал ответ на мучивший его вопрос и проникся к ней доверием.
Однако решающее слово в определении дальнейшей судьбы Жанны должна была произнести церковь. Жанну послали в Пуатье, где находились парламент (верховный суд) "Буржского королевства" и университет. Там она предстала перед авторитетной комиссией, составленной из пятнадцати богословов и законников. Комиссии предстояло определить природу "сверхъестественного" вдохновения Жанны, т. е. выяснить, от кого - от бога или от дьявола - исходят ее "голоса" и видения. Комиссия должна была также дать заключение относительно возможности допуска Жанны к войску.
Около трех недель допрашивали Жанну церковники. Это было мучительным испытанием для девушки. Чуть не ежедневно ее подвергали длительным допросам, засыпая множеством трудных, подчас каверзных вопросов. Протоколы допросов Жанны в Пуатье не найдены, но некоторые эпизоды словесных поединков известны из воспоминаний самих членов комиссии.
- По твоим словам, - заявил Жанне как-то профессор теологии Гильом Эмери, - бог хочет помочь французскому народу избавиться от бедствий. Но если Францию освободит сам бог, то зачем же тогда нужны солдаты?
- Солдаты будут сражаться, и бог пошлет им победу, - последовал быстрый ответ.
Другой богослов, монах-францисканец Сеген де Сеген, заинтересовался, на каком языке говорили с Жанной ее святые.
- На лучшем, чем ваш, - ответила Жанна. "Я же, - поясняет брат Сеген, - говорил на лимузенском наречии".
Он стал требовать от нее, чтобы она дала некое "знамение", подтверждающее, что она действительно послана богом, а не является самозванкой, могущей погубить доверенных ей солдат. Тут Жанна уже не на шутку рассердилась: "Я пришла в Пуатье вовсе не для того, чтобы давать знамения и творить чудеса. Отправите меня в Орлеан, и я вам покажу там, для чего я послана. Пусть мне дадут любое количество солдат, и я пойду туда" (Q, III, 20).
Если бы комиссия захотела признать Жанну еретичкой, то в словах молодой крестьянки она нашла бы для этого сколько угодно поводов. Но люди, которые допрашивали Жанну, были трезвыми политиками и верными слугами дофина. Они отлично понимали, что девушка, полная такой непримиримой ненависти к врагам Франции, охваченная столь сильным желанием помочь своему народу, может оказаться очень полезной Карлу в это трудное время. Они видели, как с каждым днем росло влияние Жанны в простом народе.
В Пуатье произошло то же, что и в Вокулере. Еще до того, как комиссия вынесла решение, жители города признали в Жанне освободительницу родной страны. Толпами собирались они у дверей дома, где она жила, подолгу ждали ее появления, а когда она показывалась, приветствовали ее радостными криками. Вести о Жанне быстро разнеслись по другим городам. Народное признание, которое постоянно опережало признание со стороны "верхов", - вот в чем был секрет успехов Жанны. Опираясь на поддержку народа, слабая девушка обретала ту могучую силу, с которой не могли не считаться дофин и его советники.
Комиссия, допрашивавшая Жанну в Пуатье, не нашла в ней ничего такого, что внушало бы подозрения. "Мы считаем, - писали ее члены Карлу, - что, ввиду крайней необходимости и учитывая грозящую городу Орлеану опасность. Ваше Высочество может воспользоваться помощью этой девушки и послать ее в названный Орлеан". Впрочем, добавляли они, не следует слишком доверять ей.
Это было признание, высказанное сквозь зубы, но оно устраняло едва ли не самое главное препятствие на пути Жанны. Решение авторитетной комиссии рассеяло сомнения Карла, и он распорядился, чтобы Жанну допустили к войску.
Радостная покидала Жанна Пуатье. Ловко вскочила она в седло и поехала в город Тур, где ее ждали друзья. Там были уже Жан из Меца и Бертран де Пуланжи. Они вступили в войско дофина и готовились к походу на Орлеан. Жанне тоже нужно было позаботиться о снаряжении.
Один турский оружейник изготовил ей по мерке рыцарские доспехи: шлем с подымающимся забралом, панцирь, защищающий грудь, наплечники, нарукавники, перчатки, набедренники, наколенники и ботинки - все это было из стали. Не всякая лошадь могла нести на себе рыцаря в полном боевом снаряжении. Вороной лошадке, которая верно служила Жанне со дня отъезда из Вокулера, это было не под силу. Пришлось Жанне проститься со своим дорожным товарищем, и вскоре на королевской конюшне ей подыскали настоящего боевого коня.
О ее мече стоит сказать особо. Он был найден в часовне Сент-Катерен-Фьербуа, неподалеку от Тура, Говорили, что это тот самый меч, которым был вооружен франкский король Карл Мартелл - победитель сарацинов в битве при Пуатье в 732 г.
Было у нее и знамя - длинное белое полотнище, видное далеко и отовсюду. Его хорошо знали друзья, скоро оно стало известно и врагам. Теперь все готово. В сопровождении группы солдат Жанна едет в Блуа, ближайший к Орлеану город, не занятый англичанами. Туда же отряд за отрядом стекается вся армия.
На этот раз к походу готовились очень тщательно. Был произведен набор солдат, закупили боеприпасы и продовольствие. В конце апреля в Блуа собралось большое войско, насчитывающее 6-7 тысяч человек. Здесь были и остатки отрядов, покинувших в феврале Орлеан (командовали ими уже знакомые нам капитаны), и вновь завербованные наемники - тем было все равно, с кем и где сражаться, лишь бы исправно платили жалованье.
Но в этом войске были и такие бойцы, которые отлично знали, за что они будут воевать. Это были люди, вступившие в армию для защиты своей родной земли. Присутствие таких людей, как бы их ни было мало, придавало французскому войску новый характер - характер национально-освободительной армии. А душой этой армии была девушка-крестьянка.
В четверг 28 апреля 1429 г. французская армия вышла из Блуа по направлению к Орлеану. Две дороги вели из Блуа в Орлеан. Одна шла вдоль правого берега Луары, другая - вдоль левого. Которую из них предпочесть? Если первую, то она выведет войско прямо к воротам Орлеана, но в этом случае нужно пройти мимо занятых англичанами городов Божанси и Менга, а потом прорываться сквозь линию английских укреплений. Вторая дорога была более безопасной, но, если идти по ней, войску нужно будет переправляться через широкую Луару, так как все мосты между Блуа и Орлеаном были захвачены англичанами.
Все же французские капитаны решили идти вдоль левого берега. У самой Жанны были весьма смутные представления о том, на каком берегу стоит Орлеан и где находятся осаждающие; она просила только, чтобы ее вывели прямо к английским позициям. Ей это обещали.
На второй день пути французское войско оказалось напротив осажденного города. Увидев, что воды Луары отделяют ее от Орлеана и английских позиций, Жанна сочла себя обманутой: ведь она надеялась уже сегодня встретиться лицом к лицу с врагами. Ее гнев обрушился на некстати подоспевшего Дюнуа, который, переправившись через реку с несколькими солдатами, вышел навстречу французам.
- Это Вы Орлеанский бастард? - спросила Жанна Дюнуа, когда он приблизился к ней.
- Да, и я рад вашему приходу.
- Так это Вы, - продолжала она, не обращая внимания на приветствие, - Вы посоветовали, чтобы меня провели этим берегом реки, а не прямо туда, где находятся англичане? (Q, III, 5).
Напрасно Дюнуа и другие капитаны пытались убедить ее, что они поступили правильно, проведя армию путем, который казался им наиболее безопасным, - она не желала их слушать. Действительно, возражать ей было трудно. Сами военачальники поняли, что попали в очень тяжелое положение: чтобы переправить через широкую реку большое конное войско и обоз, нужен был целый флот, а под рукой имелось лишь несколько рыбачьих лодок. О том, чтобы взять с ходу Орлеанский мост, нечего было и думать: форт Турель и предмостные укрепления защищали сильные гарнизоны англичан. В то же время переправу, проходившую на виду у противника, нельзя было затягивать. Как видим, французские командиры не продумали до конца план действий: подведя к осажденному городу большую армию, они не подготовили переправу.
После короткого совещания решили переправить в город обоз и небольшой отряд солдат. Все войско должно было вернуться в Блуа и оттуда снова двинуться к Орлеану, на сей раз уже по правому берегу.
Отдав необходимые распоряжения, Дюнуа обратился к Жанне. Он просил, чтобы она вошла в Орлеан вместе с ним сегодня же вечером: больше хлеба нужна теперь защитникам города уверенность в победе; орлеанцы уже знают, что к ним идет девушка-воин, они верят в нее, и жители будут в отчаянии, когда услышат, что от самых ворот города она повернула назад.
Жанна колебалась. Она боялась, что без нее войско утратит свой боевой пыл, а то и просто рассеется, как это уже случалось и с более крупными армиями. Но командиры и солдаты заверили ее, что они выполнят свой долг и непременно придут в Орлеан. А она - она должна быть там, где это сейчас больше всего нужно: в осажденном городе. Жанна согласилась.
Девушка попрощалась со всеми и села в лодку, где уже находились Дюнуа, Ла Гир, Жан из Меца, Бертран де Пуланжи. Другие лодки нагрузили продовольствием, там же разместилось несколько десятков солдат. Долго качались шаланды на волнах у левого берега: дул противный ветер. В томительном ожидании прошло несколько часов. Наконец, ветер переменил направление, надул паруса, и лодки, проворно лавируя между островами, устремились к правому берегу. Причалили у деревушки Шеей, в нескольких километрах от восточной стены города. С этой стороны у англичан было только одно укрепление, и его удалось обойти.
В пятницу 29 апреля 1429 г. в 8 часов вечера Жанна д'Арк вошла в Орлеан через Бургундские ворота. Все жители города высыпали на улицы. Жанна в сопровождении почетной городской стражи и факельщиков ехала на белом коне бок о бок с Дюнуа. Ликующая толпа прорвала цепь караула, оттеснила Жанну от ее спутников, плотно окружила девушку. Все перемешалось. Люди тянулись через головы стоящих впереди, чтобы дотронуться до Жанны или хотя бы до ее коня. Жанна тоже что-то кричала им в ответ, но ее голоса не было слышно. Все восхищало в ней: и приветливое лицо, и ладная посадка, и ловкость, с которой она потушила знамя, подожженное случайно одним из факельщиков.
Казалось, в образе этой девушки на коне, в латах, с мечом в город входит сама Победа. Так она пересекла весь Орлеан: от восточных, Бургундских, до западных, Ренарских, ворот, возле которых в доме казначея Жака Буше ей было приготовлено жилье. Жанну ждал обильный ужин, но она так устала, что не могла есть. Она попросила только немного хлеба, выпила несколько глотков вина, разбавленного водой, ушла в отведенную ей комнату и крепко уснула.
То, что произошло в течение следующих дней, современники назвали чудом. В самом деле, более полугода стояли англичане под стенами Орлеана, и самые искусные военачальники, командовавшие опытными солдатами, не могли справиться с ними. А на девятый день после въезда Жанны в город осада была снята, и англичане потерпели жестокое поражение. Как же это случилось?
В начале Жанна надеялась, что можно будет обойтись без кровопролития. Еще в Блуа она продиктовала англичанам письмо, в котором призывала их вернуть французам ключи от занятых городов, заключить мир с ее королем и возместить весь причиненный войной ущерб. Это письмо отправили с герольдом в английский лагерь под Орлеаном. В нарушение всех обычаев англичане схватили посланца Жанны, заковали в цепи и объявили, что предадут его церковному суду как прислужника колдуньи.
Из Орлеана Жанна послала второе письмо с требованием к англичанам вернуть герольда и убраться подобру-поздорову. Это письмо отнесли в английский лагерь два гонца. Вскоре один из них вернулся и сказал, что англичане задержали его товарища и велели передать Жанне, что сожгут ее самое, как только она попадет в их руки.
Тогда Жанна решила сама поговорить с врагами. Сделать это было нетрудно: несколько десятков шагов отделяли баррикаду, возведенную орлеанцами на мосту, от Турели. Жанна прошла по мосту, взобралась на баррикаду. Она закричала, обращаясь к англичанам: "Верните моих герольдов и уходите, пока не поздно!". В ответ раздались насмешки и угрозы. На следующий день она вновь попыталась убедить англичан снять осаду и вновь безрезультатно. Больше нечего было надеяться на мирный исход дела.
В среду 4 мая Жанна поднялась на рассвете. Еще накануне было получено известие о том, что армия, вернувшаяся в Блуа, вышла оттуда и по всем расчетам должна наутро прибыть в Орлеан. Войско под командованием маршалов Буссака и Реца двигалось по правому берегу и благополучно миновало занятые англичанами крепости.
Вместе с Ла Гиром и другими капитанами Жанна выехала навстречу блуасцам. Она взяла с собой 500 солдат на случай, если англичане попытаются помешать проходу армии. Дюнуа со своим отрядом выехал еще раньше. Но дело обошлось без потерь, так как засевшие в своих укреплениях англичане без боя пропустили войско, не рискнув напасть на него.
Около полудня Жанна вернулась домой. Она пообедала и прилегла отдохнуть. Внезапно раздавшиеся звуки набата и громкие крики разбудили ее. Она вскочила и подбежала к окну: по улице в сторону Бургундских ворот бежали люди. Выяснилось, что Дюнуа со своими людьми напал на бастилию Сен-Лу, но англичане отбили нападение и сами перешли в контратаку.
Жанна выбежала на улицу, где ее ждал оседланный конь. Не успели окружающие опомниться, как она уже мчалась к Бургундским воротам. Навстречу несли раненых. Девушка придержала коня и, наклонившись к одному из них, заглянула в лицо. Потом она отвернулась и тихо сказала нагнавшему ее пажу: "Когда я вижу кровь французов, у меня волосы встают дыбом на голове", - и снова пришпорила коня.
Когда Жанна появилась у холма Сен-Лу, сражение, казалось, было уже проиграно. Французы в беспорядке отступали. Девушка кинулась им навстречу.
"Остановитесь! - кричала она бегущим солдатам. - Не показывайте врагу спину!".
Она остановила нескольких человек и увлекла их за собой; к ним присоединялись другие. Тут подоспело подкрепление из города, и штурм укреплений Сен-Лу возобновился с новой силой.
Бастилия Сен-Лу была хорошо защищена, ее гарнизон, насчитывающий 300 отборных солдат, отчаянно сопротивлялся. На французов, которые медленно преодолевали крутой склон холма, сыпались тучи стрел. Атакующие, наверно, снова бы дрогнули, если бы впереди их не шла семнадцатилетняя девушка с развевающимся знаменем в руке. Она кричала, подбадривала, стыдила, звала за собой. И солдаты шли за ней; шли потому, что этой девушке удалось зажечь их сердца, вдохнуть в них веру в победу - удалось сделать то, чего не сумели сделать их капитаны.
Победа была уже совсем близка, когда французы заметили, что со стороны западных английских укреплений движется на помощь гарнизону Сен-Лу большой отряд. Он мог ударить в тыл атакующим; французам угрожала ловушка.
И вот в этот критический момент Жанна впервые проявила свои способности командира. По ее приказу городское ополчение, которое находилось в резерве штурмующих войск, развернулось и преградило англичанам дорогу. 600 бойцов стояли сплошной стеной, выставив впереди себя пики. По их виду было ясно, что они скорее умрут, чем отступят хотя бы на шаг. Из города, где продолжал гудеть набат, выбегали вооруженные люди и примыкали к ополченцам. Некоторое время оба отряда неподвижно стояли друг против друга. Потом англичане повернулись и ушли в свой лагерь. Исход битвы был решен.
После трехчасового штурма крепость Сен-Лу пала. Гарнизон, видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, поджег деревянные стены укреплений и ушел по другому склону холма. Впрочем, ушли далеко не все: 160 англичан было убито, а 40 человек французы захватили в плен.
Взятие укрепления Сен-Лу было крупным успехом. Теперь к востоку от Орлеана на правом берегу у неприятеля не осталось ни одного опорного пункта, и защитники города получили возможность подготовиться к атаке на форт Турель, так как теперь англичане не могли помешать орлеанцам переправиться на левый берег со стороны Бургундских ворот.
Но не это главное. Взятие Сен-Лу было первой победой французов за долгие месяцы осады после многих неудач и поражений. Вместе с тем сражение на холме - первая битва, в которой участвовала Жанна. Нетрудно представить себе, как воспрянули духом орлеанцы, с каким ликованием встречали они юную победительницу, когда она усталая, в залитых кровью латах, возвращалась в город.
Вечером 5 мая французские командиры собрались на военный совет. На нем присутствовали все военачальники, Дюнуа, маршалы Буссак и Рец, начальник орлеанского гарнизона Гокур, капитан Ла Гир и другие офицеры. "Забыли" пригласить только одного человека - Жанну. Военачальники-дворяне не желали допускать "пастушку" к командованию армией. Лишь после того как был выработан план действия, послали, за Жанной. Ей сообщили, что совет решил произвести завтра атаку правобережного английского лагеря Сен-Лорен, который находился против западной стены города. Это была правда, но не вся. На самом деле атака на Сен-Лорен была задумана лишь как отвлекающая операция. Предполагалось, что пока ополчение будет штурмовать лагерь, рыцари и солдаты переправятся через Луару и нападут на Турель - главный пункт осадной линии. Таким образом, в намечавшейся охоте горожанам отводилась роль приманки; ценой гибели ополчения дворяне рассчитывали стяжать себе победу.
Жанне ни слова не сказали о штурме Турели, но она сразу заподозрила, что от нее что-то скрывают. Здравый смысл подсказывал ей, что атака правобережного лагеря, даже если она будет успешной, не приведет к снятию осады; до тех пор пока неприятель владеет Турелью, он остается хозяином положения.
- Скажите мне по совести, что вы задумали и решили? Я умею надежно хранить и более важные секреты.
Говоря это, она взволнованно ходила по комнате. После короткого молчания заговорил Дюнуа:
- Успокойся, Жанна. Мы не собираемся обманывать тебя. Все, что было сейчас сказано, - правда. Мы действительно так решили. Впрочем, - добавил он небрежно, - если англичане с левого берега придут на помощь своим людям на этой стороне, то мы переправимся через реку и ударим по Турели (Q, IV, 57).
Нужно признать, что это была очень ловкая речь. Проницательный Дюнуа понял, что обмануть девушку все равно не удастся, и перестроился на ходу. Жанна ответила, что она вполне удовлетворена этим объяснением. Она и в самом деле была удовлетворена: она узнала все, что хотела, и теперь ей было ясно, что нужно делать.
Наступило утро 6 мая. С рассветом ополченцы уже были на ногах. Они спешили к воротам, но не к Ренарским, находившимся напротив лагеря Сен-Лорен, а к Бургундским, Им уже было известно решение совета, и они, негодуя, отказались подчиниться ему: горожанам вовсе не хотелось устилать своими телами дорогу к легкой победе господ капитанов. Да и можно ли надеяться на победу? Они уже знают, как воюют эти господа ("день селедок" накрепко запечатлелся в их памяти), знают, что рыцари и наемники умудряются проиграть сражение даже тогда, когда проиграть его очень трудно. Нет, на сей раз это не повторится! Горожане сами будут участвовать в сражении за Турель. У них есть предводительница, они ей верят и не желают подчиняться никому другому.
Но Бургундские ворота заперты, и перед ними выстроена сильная стража. Господин де Гокур, начальник гарнизона, приказал никого не выпускать из города. Сам он стоит тут же, надменно взирая на этих простолюдинов, возомнивших себя воинами. Толпа у ворот растет, уже слышны угрозы и проклятья. Перебранка вот-вот перейдет в столкновение. Но вдруг ополченцы смолкают и почтительно расступаются. К Гокуру приближается Жанна. Она не старается сдержать свой гнев:
- Вы дурной человек! Почему Вы не пропускаете этих людей? Знайте же, они выйдут все равно - хотите Вы этого или нет - и сделают свое дело так же хорошо, как и в прошлый раз!
Ободренная этими словами, толпа бросилась на стражников, Гокура прижали к стене, он понял, что ему не сдобровать.
- Идите, - закричал он. - Идите! Я сам буду вашим капитаном!
Ворота открыли, и ополченцы устремились к реке. Туда же еще раньше были выведены солдаты. "Так, - повествует об этом эпизоде хронист, - Жанна с одобрения и согласия горожан Орлеана, но против воли и желания всех королевских начальников и капитанов вырвалась [из города] и перешла Луару".
Жанна высадилась на левый берег одной из первых. Пока солдаты в поисках добычи обшаривали покинутый пост Сен-Жан-Ле-Блан, девушка повела своих людей на приступ укрепления Огюстен, прикрывавшего подступы к Турели. Первая попытка была неудачной. Нападающих было слишком мало, и англичане оттеснили их почти к самой реке. Жанна с несколькими верными товарищами прикрывала отход. И вдруг, когда гибель отряда казалась неминуемой, Жанна и ее друзья обернулись в сторону преследователей и ровным мерным шагом с копьями наперевес двинулись на врагов. Англичане опешили. Они растерялись на какие-то секунды, но то были решающие секунды. В этот момент подоспели на помощь Жанне отряды Ла Гира и маршала Реца, и англичане отступили.
Преследуя врага, французы ворвались на земляной вал. Жанна укрепила на насыпи свое знамя, к которому отовсюду устремились бойцы. В проходах между рвами завязались рукопашные бои. Но англичане не в силах были противостоять бешеному натиску атакующих, французы ворвались в здание, укрепление Огюстен взято.
Однако предстоит еще самое трудное - взятие Турели. Штурм форта был назначен на следующий день. Оставив в захваченном укреплении отряд, французы вернулись в Орлеан.
Утром 7 мая французское войско пошло на штурм Турели. Сражение за Турель длилось весь день. Форт обороняли лучшие английские солдаты, которыми командовал опытный и храбрый капитан Вильям Гласдель. Нужно отдать должное защитникам Турели: они сопротивлялись с исключительным упорством.
Главный удар французы наносили против высокой баррикады, защищавшей форт со стороны Понтеро. Жанна по обыкновению шла впереди штурмующих. В этот день бойцы ее отряда проявили чудеса отваги. По словам современника, "они сражались так, как будто считали себя бессмертными". Осыпаемые стрелами, ядрами, каменными глыбами, прорывались они через насыпи, заваливали рвы. Они уже несколько раз достигали самого подножья баррикады, но взобраться на нее не могли.
После полудня натиск заметно ослабел. Солдаты устали, потеряли многих своих товарищей, уже с меньшей энергией подымались они для атаки на казавшуюся неприступной баррикаду. Тогда Жанна схватила лестницу, приставила ее к стене и с криком: "Кто любит меня, за мной!" - начала подыматься к гребню укрепления - туда, где ее ждали английские пики, секиры и боевые молоты. Она преодолела несколько ступеней, как вдруг зашаталась и упала в ров. Стрела из арбалета вонзилась ей в правую ключицу.
Ее подняли, отнесли в сторону и положили на траву. Жанна потеряла много крови, но была в сознании. Она приказала снять с себя панцирь, а потом сама, зажмурившись от боли, вытащила из тела стальной наконечник стрелы. К ране приложили тряпку, пропитанную жиром, и кровь остановилась. Вскоре девушка снова была на ногах.
Возобновившийся штурм не дал никакого результата. Французские военачальники поговаривали о том, чтобы отложить сражение на завтра. Дюнуа уже приказал было трубить отбой, и Жанна с трудом уговорила его подождать немного.
- Не отступайте, - говорила она, - вы очень скоро возьмете крепость, не сомневайтесь в этом. Пусть люди немного отдохнут, поедят и попьют. Англичане не сильнее нас.
После короткого отдыха солдаты выстроились для решающего штурма. Жанна обратилась к ним с короткой речью.
- Идите смело, - сказала она. - У англичан нет больше сил защищаться. Мы возьмем укрепление и башни! [Journal du siege d'Orleans. Orleans, 1896, стр. 86. ]
И она первая бросилась к баррикаде, увлекая за собой остальных. Вскоре у подножья укрепления взвилось хорошо известное всем знамя: рискуя жизнью, доставили его туда оруженосец Жанны Жан д'Олон и солдат Баск.
Окутались пороховым дымом башни на южной стене: это ударила по форту городская артиллерия, Одновременно отряд городского ополчения пошел в атаку со стороны моста. Через разрушенные пролеты было переброшено несколько бревен, и по ним устремились ополченцы.
А тем временем бойцы из отряда Жанны уже схватились с англичанами врукопашную на гребне баррикады, Англичане побежали. Они толпились на узком подъемном мосту, соединяющем форт с берегом. Тогда французы подожгли заранее припасенную барку, которую нагрузили смолой, паклей, хворостом, оливковым маслом и другими горючими материалами, и пустили ее по течению.
Огромный пылающий снаряд ударился о деревянный настил и поджег его. Огонь перекинулся на форт, запылали балки и стропила. По огненному мосту над глубокой рекой бежали люди. Некоторые из них срывались и падали в воду, другие погибали в огне. Охваченные ужасом смотрели на это страшное зрелище английские солдаты из большого лагеря на правом берегу. Никакая сила не могла сдвинуть их с места, чтобы прийти на помощь погибающим товарищам.
Когда по настилу проходила последняя группа англичан с Гласделем во главе, мост рухнул, и все находившиеся на нем оказались на дне Луары.
В шесть часов вечера остатки гарнизона Турели прекратили сопротивление. Спустя еще три часа Жанна первая проехала по только что восстановленному мосту и вошла в Орлеан через южные ворота, и "одному богу известно, - писал современник - с какой радостью встретили ее и людей ее отряда".
А назавтра, в воскресенье 8 мая, англичане ушли из-под стен Орлеана. Они так торопились, что оставили в укреплениях большую часть артиллерии и бросили на произвол судьбы всех своих раненых и больных товарищей. Это было постыдное бегство. Английские командиры поняли, что они не смогут противостоять натиску орлеанской армии, и решили спасти остатки своих войск от неминуемого разгрома.
Восторженно восприняла Франция известие о победе под Орлеаном, Страна отозвалась на это событие не только празднествами и торжественными процессиями, которые состоялись во многих городах, не только песнями и стихами, в которых осмеивались англичане и прославлялись победители. Она ответила на это прежде всего подъемом национально-освободительного движения против чужеземных захватчиков.
Со всех концов стекались к Жанне новые бойцы; особенно много новобранцев было из Орлеана и его окрестностей. В те далекие времена армии-победительницы обычно рассеивались столь же быстро, как и побежденные армии: солдаты-наемники, получив свое жалованье, расходились в разные стороны, а рыцари-дворяне, отслужив у своего сюзерена положенный срок, возвращались в свои поместья. Но у этой армии была иная судьба: она росла изо дня в день. В нее массами вливались крестьяне, которые вообще-то были туги на подъем. Оставив свои дома, вооруженные чем попало, шли они в войско, которым предводительствовала крестьянская девушка. Рядом с ними становились ремесленники и подмастерья. Многие мелкие дворяне, у которых за душой не было ни гроша, закладывали остатки своего имущества, чтобы приобрести вооружение; те, кто не мог этого сделать, шли простыми лучниками и копейщиками. К концу мая эта армия, которую мы вправе назвать армией освобождения, насчитывала 12000 бойцов.
В этой народной по своему характеру армии была установлена строгая дисциплина. Решительно пресекались попытки грабежей и насилий над мирным населением, которое, может быть, впервые видело столь дисциплинированное войско. Разумеется, любителей поживиться и здесь было немало, но ядро армии Жанны д'Арк образовывали патриоты, которые сражались для того, чтобы изгнать захватчиков и принести мир своей измученной родине.
За снятием осады с Орлеана последовало несколько блестящих побед, завершивших разгром англичан в долине Луары. 11 июня Жанна во главе восьмитысячного отряда вышла из Орлеана и направилась к крепости Жаржо, где находилась часть английской армии. На следующий день город был взят штурмом. Жанна, как всегда. шла впереди атакующих, благодаря ее отваге и находчивости французы овладели мостом, что решило судьбу сражения. Под Жаржо французы захватили в плен многих англичан, в том числе графа Сеффолька и его брата Джона Пуля. Другой английский отряд, ушедший из-под Орлеана, укрылся в стенах Менга и Божанси; им командовали Тальбот и Фастольф. 17 июня французы появились у Божанси, и в тот же день гарнизон крепости капитулировал. Назавтра войска сошлись для битвы у деревни Патэ.
Раньше французы выбивали англичан из укреплений, теперь же предстояло встретиться с врагом в открытом поле. Англичане, получившие незадолго до этого подкрепления, были еще очень сильны, и многие французские военачальники сомневались в исходе сражения. Вот какой разговор состоялся между Жанной и юным герцогом Алансонским, который формально считался главнокомандующим французской армии:
- Будем ли мы сражаться, Жанна? - спросил герцог.
- Есть ли у вас добрые шпоры? - ответила она вопросом на вопрос.
- Чтобы удирать?
- Нет, чтобы преследовать! Побегут англичане, и вы должны будете крепко пришпорить вашего коня, чтобы догнать их (Q, III, 10).
В словах Жанны звучала та глубокая вера в победу, которая заставляла бойцов ее армии творить чудеса. Эти слова оказались пророческими: 18 июня в битве при Патэ французы одержали полную победу. Их авангард внезапно атаковал английских лучников, которые еще не успели приготовиться к бою, и смял их ряды. А в это время основные силы французов двинулись в обход. В рядах английских рыцарей, которые за последнее время утратили свою былую самоуверенность, поднялась паника. Сигнал к отступлению подал Фастольф, умчавшись первым с поля боя. За ним последовали другие всадники, оставив пехоту без защиты. Победители захватили в плен 200 человек, среди них был сэр Джон Тальбот, одно имя которого наводило прежде ужас на его противников. Говорили, что число убитых англичан чуть ли не в 10 раз превышало число пленных.
Итак, теперь вся долина средней Луары была очищена от врагов. Героические победы армии Жанны д'Арк сорвали вынашиваемый англичанами план полного подчинения Франции. И Жанна сразу же стала настаивать на том, чтобы, не теряя времени, предпринять поход на Реймс и короновать дофина.
Это был правильный план. Коронация, в результате которой Карл стал бы законным государем Франции, должна была ликвидировать последствия предательского договора в Труа, превратившего страну в вассальное владение Англии. Традиционная торжественная церемония коронования, совершавшаяся еще со времен Меровингов в Реймсском соборе, лишила бы англичан шаткой основы, которой они оправдывали оккупацию Франции. Ведь малолетний Генрих VI считался королем Англии и Франции, и на этом основании французы, боровшиеся с захватчиками, объявлялись бунтовщиками против "законной" власти. В таких условиях коронация Карла в Реймсе становилась актом провозглашения государственной независимости страны. Мысль о коронации была распространена в широких слоях французского общества, и Жанна, торопившая дофина с осуществлением этого плана, выражала волю народа. Но это было не в интересах крупных феодалов, так как в укреплении центральной власти они видели угрозу своей самостоятельности. Именно эти люди, составлявшие ближайшее окружение Карла, становятся убежденными врагами Жанны.
Когда на совете обсуждался план дальнейших действий, то многие возражали против похода на Реймс. Они предлагали направления в Нормандию, в Бургундию, даже на Париж - куда угодно, только не в Реймс. Ссылались на то, что по пути в Реймс придется пройти через сильно укрепленные города Шампани: Труа, Шалон и другие, занятые англичанами и их союзниками бургундцами. Однако опытные военачальники, поддерживающие план Жанны, считали, что армия в состоянии справиться с этой задачей, а овладение этими городами даст важные политические преимущества. В самом деле, заняв Шалон, Труа и Реймс, французы отрезали бы Бургундию от областей, оккупированных англичанами, и тем самым могли бы принудишь герцога Филиппа расторгнуть союз с Англией. После долгих споров восторжествовали сторонники похода на Реймс.
29 июня 1429 г., спустя одиннадцать дней после битвы при Патэ, армия выступила из Жьена на северо-восток. Поход, который даже самым горячим сторонникам Жанны представлялся длительной и тяжелой военной операцией, превратился в триумфальный марш. Напрасно Бедфорд и герцог Бургундский надеялись, что города Шампани окажут сопротивление армии "лотарингской колдуньи", как враги называли Жанну. Жители этих городов, немало натерпевшиеся от иноземцев, с радостью открывали ворота армии освобождения. Только под стенами Труа, где в 1420 г. был заключен позорный договор с Англией, войско задержалось на несколько дней: именитые горожане боялись мести со стороны дофина и потому особенно тщательно обсуждали условия капитуляции. Впрочем, и в других городах купеческая верхушка превращала сдачу города в выгодную торговую сделку, добиваясь от Карла новых привилегий.
1 июля капитулировал Труа, 13 - Шалон, а 16 июля армия вошла в Реймс. Весь путь около 300 км занял две с половиной недели.
В воскресенье, 17 июля. Карл был торжественно коронован в Реймсском соборе. Во время церемонии Жанна в рыцарских доспехах стояла неподалеку от короля, опираясь на свое знамя. Затем она попросила короля освободить жителей Домреми от налогов и сеньориальных повинностей. Это была, кажется, первая ее личная просьба, если можно так назвать ходатайство за земляков, и она была удовлетворена. Позже, отмечая заслуги Жанны, Карл дал ей и всей ее семье права дворянства. Но дворянские почести не вскружили Жанне голову, она как была, так и осталась крестьянкой.
Успешный поход французской армии на северо-восток и коронация дофина оказали огромное влияние на дальнейший ход национально-освободительной борьбы. Королевские войска почти без боя овладели обширной областью между Реймсом и Парижем. В столице Франции в это время находился лишь двухтысячный гарнизон бургундцев и почти не было англичан. К началу августа дорога на Париж была открыта. Казалось, еще одно небольшое усилие - и столица Франции будет освобождена.
И тогда-то в среде приближенных Карла был составлен и осуществлен заговор против Жанны д'Арк. Душой этого заговора были Ла Тремуй, ближайший советник короля, интриган, для которого война была источником обогащения, и реймсский архиепископ Реньо де Шартр. Воспользовавшись тем, что герцог Бургундский прислал своих послов для переговоров, они советовали королю не спешить с походом на Париж. Они заронили в душу Карла недоверие к Жанне. Впрочем, им для этого не нужно было прилагать особых усилий. Карл и раньше тяготился своей, как ему казалось, зависимостью от Жанны. Но он не мог отказаться от помощи крестьянской девушки, видя ее необычайное влияние на армию и простой народ. Теперь же, став королем, он решил отстранить Жанну от активных действий. Ему Жанна больше была не нужна.
А Жанна в это время рвалась в бой. Она несколько раз просила у короля войско, чтобы идти на Париж, но безрезультатно. Тогда она сама с небольшим отрядом верных людей направилась к Парижу. 8 сентября ее отряд предпринял отчаянную попытку штурма городских стен. Атака была отбита бургундским гарнизоном. Жанна получила ранение в бедро. Карл не только не помог ей, но и запретил повторять атаку. Дело в том, что он еще в конце августа заключил с герцогом Бургундским перемирие на 4 месяца. Это странное перемирие лишало французскую армию многих преимуществ, которые были достигнуты предыдущими победами, и признавало за герцогом право оборонять Париж от французов.
В середине сентября королевская армия была отведена на берега Луары. Большую часть ее распустили. Жанну удерживали при дворе, но не давали возможности действовать. Она просила, чтобы ее отослали к войску, - ее не слушали; она просила отправить ее домой - ее не отпускали. Наступили тоскливые месяцы бездействия. В марте 1430 г. Жанна не выдержала. Не поставив никого в известность, она с несколькими верными друзьями тайно покинула королевский замок. Спустя несколько дней она появилась в городе Компьене. Это была одна из ключевых позиций к северо-востоку от Парижа. Бургундцы долго и безуспешно осаждали город, который защищал французский гарнизон. Жанна пришла на помощь защитникам Компьена. Она успешно воевала там, но 23 мая 1430 г., в 6 часов вечера, во время вылазки, попала в плен.
Произошло это так. На Жанну и ее товарищей напал большой отряд бургундцев. Французы отбивались, отступая к подъемному мосту. Но когда они приблизились, то увидели, что мост поднят и ворота закрыты. Путь к спасению был отрезан. К Жанне кинулось несколько неприятельских солдат, и какой-то бургундский лучник стянул ее с коня.
Как случилось, что ворота французского города закрылись перед Жанной? Может быть, это было необходимо для спасения жителей? Нет. В Компьене находился гарнизон, достаточно сильный для того, чтобы отбить бургундцев.
Был ли поступок коменданта города Гильома де Флеви, по приказу которого перед девушкой захлопнулись ворота крепости, прямым предательством? Сейчас трудно ответить на этот вопрос с полной достоверностью: не в обычаях предателей оставлять явные улики своих преступлений. Однако ходили упорные слухи, что Гильом де Флеви состоял в тайном сговоре с врагами Жанны при дворе Карла VII; в частности, указывали, что он приходился близким родственником реймсскому архиепископу и выполнял какие-то поручения Ла Тремуйя. Возможно, что в майский день 1430 г. Жанну попросту выдали врагам.
Но если это и не так, если, как утверждали другие, девушка стала жертвой своей храбрости, то и это не снимает с имени Гильома де Флеви позорного пятна. Потомство вправе обвинить его в постыдной трусости, которая равносильна предательству.
Прошли недели и месяцы с момента пленения Жанны, и стало очевидным еще более низкое отступничество: орлеанскую героиню предали король Франции и его советники.