"Призываю вас не терять терпения - продолжать верить"
Выступление на конференции "Ecclesia Dei" 24 октября 1998 г.
Десять лет прошло после публикации motu proprio "Ecclesia Dei"; какой баланс успехов и провалов мы можем подвести? Думаю, прежде всего это для нас повод проявить признательность и поблагодарить. Различные общины, рожденные благодаря этому папскому тексту, дали Церкви огромное число призваний к священству и монашеской жизни. Эти мужчины и женщины, исполненные рвения и радости и глубоко верные Папе, совершают свое служение Евангелию в нынешнюю историческую эпоху - в наше время. Благодаря им многие верные утвердились в радостной возможности переживать литургию и в любви к Церкви, а может быть и вновь обрели и то, и другое. Во многих диоцезах - а количество их не так мало - они служат Церкви в сотрудничестве с епископами и в братстве с теми верными, которые принимают обновленную форму древней литургии. Все это для нас - причина выразить глубочайшую благодарность!
Но было бы недостаточно реалистично обходить вниманием некоторые менее приятные факты. Во многих местах были и сохраняются трудности. Почему? Потому что многие епископы, священники и миряне рассматривают приверженность старой литургии как фактор разделения. Они считают, что эта приверженность не приносит церковной общине ничего, кроме проблем. Они рассматривают эту приверженность как свидетельство того, что Собор принимается "лишь с определенными оговорками", и подозревают, что это означает меньшую степень послушания законным пастырям Церкви, нежели долженствующая.
Следовательно, мы должны задать следующий вопрос: как можно преодолеть эти трудности? Как можно построить доверие, необходимое, чтобы общины, любящие старую литургию, могли полностью интегрироваться в жизнь Церкви? Но за первым вопросом стоит второй: каковы подлинные причины этого недоверия или даже отказа принимать сохранение древних литургических форм?
Возможно, конечно, что в этой области есть причины, лежащие вне сферы теологии и происходящие из индивидуальных человеческих характеров или из конфликтов между ними, или даже из других, совершенно внешних, обстоятельств. Но несомненно, что среди объяснений этих проблем есть и более глубокие причины. Две из них, называемые чаще всего, таковы: недостаток послушания Собору, который якобы реформировал литургические книги, и нарушение единства Церкви, которое якобы необходимо возникает, если дозволить использование различных литургических форм.
Теоретически это довольно просто опровергнуть двумя аргументами. Во-первых, Собор сам по себе не реформировал литургических книг: он постановил провести их пересмотр и для этой цели указал определенные фундаментальные принципы. Прежде всего, Собор дал определение того, что есть литургия, и определение это содержит критерий, применимый к любому литургическому служению. Если некто желает пренебречь этими важными принципами и отбросить "normae generales", приведенные в параграфах 34-36 Конституции De Sacra Liturgia - да, он выходит из послушания Собору. Следовательно, судить о литургических служениях, будь то по старым книгам или по новым, нужно в соответствии с этими критериями.
Полезно вспомнить в этом отношении, что кардинал Ньюмен заметил: за всю свою историю Церковь ни разу не отменяла и не запрещала ортодоксальные литургические формы - это было бы совершенно чуждо Духу Церкви. Ортодоксальная литургия, иными словами - литургия, выражающая истинную веру, это никоим образом не компиляция, составленная по прагматическим критериям из различных церемоний, которые можно соединить позитивистским и произвольным путем - сегодня так, а завтра этак. Ортодоксальные формы обряда - живые реалии, рожденные диалогом любви между Церковью и Ее Господом. Они - выражение жизни Церкви, в которых конденсируется вера, молитва и сама жизнь поколений и которые воплощены в конкретной форме одновременно по действию Бога и по отклику человека.
Подобные обряды могут умереть, если в ходе истории исчезает субъект, несший их, или если этот субъект переходит в иное состояние жизни. Власть Церкви может определять и ограничивать использование обрядов в различных исторических обстоятельствах. Но никогда Церковь не может их попросту запретить.
Итак, Собор предписал реформу литургических книг, но не запретил использование книг предшествующих. Критерий, выраженный Собором, одновременно громаден и строг: он призывает всякого к испытанию совести. Мы вернемся к этому ниже.
Теперь перейдем ко второму аргументу: о том, что существование двух обрядов может повредить единству Церкви. Здесь нужно делать различие между богословскими и практическими аспектами вопроса. С теоретической и фундаментальной точки зрения необходимо указать, что в латинском обряде всегда существовало много форм, и что эти обряды угасали лишь постепенно и медленно вследствие унификации жизненного пространства Европы. Вплоть до Собора наряду с Римским обрядом существовали Амвросианский обряд, Мозарабский обряд в Толедо, обряд Браги, обряд картезианцев и кармелитов и самый известный из всех - обряд доминиканцев. Возможно, были и другие, с которыми я незнаком.
Никого никогда не смущало то, что доминиканцы, часто присутствовавшие в наших приходах, служили мессу не так, как наши приходские священники, а по-своему. Мы не сомневались в том, что их обряд - такой же католический, как и Римский, и гордились своим богатством, тем, что у нас было много различных традиций.
Больше того: надо сказать следующее: свобода творчества, предоставляемая новым Ordo Missae, часто заходит слишком далеко; часто между литургиями, служащимися по новым книгам в разных местах, разница больше, чем между старой литургией и новой, если они обе служатся как, как это должно быть, в соответствии с предписанными литургическими текстами.
Среднему христианину, не имеющему особого литургического образования, трудно отличить петую мессу на латыни по старому миссалу от петой мессы на латыни по новому миссалу. Но разница между литургией, верно служащейся в соответствии с миссалом Павла VI, и конкретными формами на народных языках, с привлечением всех возможных вольностей и творческих новшеств - эта разница может быть огромна.
С этими размышлениями мы уже пересекли границу между теорией и практикой, где все гораздо сложнее, поскольку затрагиваются отношения между живыми людьми.
Мне кажется, что антипатии, о которых мы говорили, столь велики потому, что две формы литургического служения представляются отражающими два разных духовных настроя, два разных способа восприятия Церкви и всей христианской жизни. Тому есть много причин.
Первая состоит в том, что две литургических формы рассматриваются на основе внешних элементов, и отсюда следует вывод: существует две принципиально различных перспективы.
Средний христианин считает непременным для реформированной литургии то, чтобы она служилась на народном языке и лицом к народу, чтобы в ней были обильные возможности для творчества и выполнения мирянами активных ролей. С другой стороны, для старой литургии считается необходимым, чтобы ее служили на латыни, чтобы священник стоял лицом к алтарю, чтобы весь ритуал шел в точности так, как предписано, и чтобы верные следовали за ходом мессой, молясь приватно и не исполняя активных ролей. С этой точки зрения литургия рассматривается в определенных своих внешних проявлениях, а не сама в себе и по себе. С этой точки зрения верные понимают и выражают литургию посредством конкретных видимых форм и духовно оживотворяются этими самыми формами, не проникая на более глубокие уровни литургии.
Но приведенные здесь противопоставления не вытекают ни из духа, ни из буквы соборных текстов.
В самой Конституции о литургии ни слова не говорится о том, что мессу нужно служить лицом к алтарю или лицом к народу. В отношении языка в ней сказано, что следует сохранять латынь, уделяя при этом больше места народным языкам, "прежде всего в чтениях и поучениях, в некоторых молитвах и песнопениях" (36, 2) Что же до участия мирян, то Собор прежде всего настаивает на том, что литургия имеет отношение ко всему Телу Христову, с Главой и членами, и что по этой причине она принадлежит всему Телу Церкви и, следовательно, должна совершаться "при стечении и деятельном участии верных". Дальше текст уточняет: "При совершении Литургии каждый - и священнослужитель, и простой верный - должен, исполняя свои обязанности, делать всё то, и только то, что ему надлежит делать в силу самой природы предмета и литургических норм" (28). "Чтобы способствовать деятельному участию, следует поощрять возгласы и ответы народа, псалмы, антифоны, песнопения и также "действия", т. е. жесты и телодвижения. В известное время надлежит также хранить благоговейное молчание". (30). Таковы указания Собора: здесь всем есть, над чем поразмышлять.
Некоторые современные литургисты проявляют, однако, к сожалению, склонность развивать идеи Собора лишь в одном направлении. При этом кончается все тем, что намерения Собора превращаются в свою противоположность.
Роль священника некоторые сводят к чисто функциональной. Факт того, что все Тело Христово является действующим лицом литургии, часто деформируется таким образом, что местная община становится самодостаточным субъектом и распределяет внутри себя различные роли. Существует также опасная тенденция к минимизации жертвенного характера мессы и стиранию чувства тайны и священного под самопровозглашенным лозунгом "сделаем литургию более понятной". Наконец, можно заменить стремление к дроблению литургии и к подчеркиванию лишь общинного ее характера путем передачи собравшимся власти определять ход служения.
К счастью, существует также и определенная неприязнь к полному пошлости рационализму и прагматизму определенных литургистов, будь они теоретиками или практиками. Можно наблюдать свидетельства возвращения к тайне, к благоговению, к чувству священного, космического и эсхатологического характера литургии, как свидетельствует о том "Оксфордская декларация о литургии" 1996 года.
Далее, необходимо признать, что служение старой литургии слишком сильно ушло в область индивидуального и частного, и что между священниками и верными существует недостаток общения. Я глубоко уважаю наших предков, читавших во время "низкой" мессы "Молитвы во время мессы" по своим молитвенникам. Но это, конечно, нельзя считать идеалом литургического служения. Возможно, эти "сниженные" формы служения и есть та причина, по которой исчезновению старых литургических книг во многих странах не было придано большого значения и оно не вызвало печали. Там люди никогда и не были в контакте с самой литургией.
С другой стороны, там, где литургическое движение породило определенную любовь к литургии - в тех краях, где это движение предчувствовало подлинные идеи Собора, как, например, молитвенное участие всех присутствующих в литургическом действии - там предпринятая слишком поспешно и часто ограниченная лишь внешними аспектами литургическая реформа привела ко множеству огорчений. Там, где никогда не существовало литургического движения, реформа поначалу не представляла проблемы. Проблемы возникали лишь спорадически, в тех местах, где необузданное творчество приводило к исчезновению священной тайны.
Вот почему столь важно, чтобы критерии Конституции о литургии, приведенные мною выше, соблюдались даже при служении по старому миссалу.
Когда эта литургия по-настоящему трогает верных своей красотой и глубиной, тогда ее любят, и тогда она не встает в непримиримое противоречие с новой литургией - при том условии, что критерии эти действительно применяются так, как желал того Собор. Различие духовных и богословских акцентов, конечно, никуда не исчезнет. Но они не будут больше двумя противоречащими друг другу способами быть христианином, а скорее - двумя сокровищами, принадлежащими одной и той же католической вере.
Когда несколько лет назад кто-то предложил "новое литургическое движение", призванное обеспечить, чтобы две формы литургии не слишком далеко расходились друг от друга, и продемонстрировать их внутреннее сходство, некоторые друзья старой литургии выразили опасение того, что это - ничто иное, как стратагема или уловка, направленная на полное уничтожение старой литургии.
Подобные беспокойства и страхи должны прекратиться! Если в двух формах служения будет ясно проявляться единство веры и единство тайны, это станет лишь причиной радоваться и благодарить Милосердного Господа. Поскольку все мы, верующие, живем и действуем в соответствии с этими побуждениями, мы можем также убедить епископов в том, что существование старой литургии не причиняет вреда единству их диоцеза, но является скорее даром, предназначенным для построения Тела Христова, которому все мы служим.
Итак, дорогие друзья, я хотел бы призвать вас не терять терпения - продолжать верить - и находить в литургии силу, необходимую, чтобы свидетельствовать нашему веку о Господе.