Libertas praestantissimum
О природе человеческой свободы
Патриархам, примасам, архиепископам и епископам католического мира в милости и общении с Апостольским Престолом.
1. Свобода, величайший из природных даров, принадлежа лишь существам интеллектуальным, или разумным, оделяет человека его достоинством - тем, что он пребывает "в руке произволения [своего]"1 и обладает властью над своими действиями. Но важнейшее значение имеет тот образ, которым человек этим достоинством пользуется, поскольку от того, как используется свобода, зависят равно и высочайшее благо, и страшнейшее зло. Воистину, человек свободен следовать своему разуму, искать нравственного блага и неудержимо стремиться к своей конечной цели. Но свободен от также и отвращаться от этого ко всему прочему и, преследуя лишь пустую видимость блага, нарушать правомочный порядок и впадать во крах, по своей воле им избранный. Искупитель человечества, Иисус Христос, восстановив и возвысив изначальное достоинство природы, удостоил волю человека особой помощи, и дарами Своей благодати здесь и обетованием небесного блаженства впоследствии возвел её к более благородному состоянию. Подобным же образом и сей великий природный дар всегда пестовался и будет пестоваться Католической Церковью, ибо Ей одной вверена миссия передавать во все века блага, приобретенные для нас Иисусом Христом. Есть, однако, многие, воображающие, будто Церковь враждебна по отношению к человеческой свободе. Имея ложное и абсурдное представление о том, что есть свобода, они либо извращают саму её идею, либо произвольно распространяют её на множество вещей, в отношении которых человек не может по праву считаться свободным.
2. При иных случаях, а в особенности - в Нашем окружном послании "Immortale Dei"2, говоря о так называемых современных свободах, мы проводили различие между их благими и дурными составляющими; показали Мы также, что то, что в этих свободах хорошо - то древне, как сама истина, и что Церковь всегда охотно одобряла и применяла это хорошее; то же, что было к ним добавлено нового - то, говоря прямо и правдиво, извращено, является плодом нестроений века сего и ненастной погони за новшествами. Видя, однако, сколь многие упрямо держатся по этому вопросу своего собственного мнения, предписывающего воображать, будто изъязвленные червоточинами современные свободы - величайшая слава наших лет и самая основа гражданской жизни, без которой невозможно представить себе никакого совершенного правительства, Мы находим Своим неотложным долгом, ради общего блага, обратиться к этому предмету отдельно.
3. Сразу же перейдем Мы к нравственной свободе, будь то отдельных лиц или сообществ. Но прежде всего уместно будет сказать кратко о естественной свободе, ибо она, хотя и отлична от нравственной свободы, есть тот источник, из которого проистекает свобода какого бы то ни было рода - sua vi suaque sponte. Единодушное согласие и рассуждение людей, являющееся достоверным голосом природы, признаёт эту естественную свободу лишь за теми, кто наделен интеллектом, или разумом; благодаря тому, что человек им пользуется, он верно считается ответственным за свои действия. Ибо, тогда как прочие одушевленные создания следуют своим чувствам, ищут блага и избегают зла лишь в силу инстинкта, человек имеет разум, руководящий им во всех и каждом действии его жизни. Разум видит, что предметы, считающиеся на земле ценными, могут существовать, а могут и не существовать, и рассудив, что ни один из них не является для нас необходимым, оставляет воле свободу выбирать, что ей угодно. Но человек может судить об этой случайности, как Мы её назовем, лишь потому, что имеет душу - неделимую, духовную и интеллектуальную; душу, не произведенную какой-либо телесной причиной и не зависящую в своем существовании от какой-либо телесной причины, но сотворенную непосредственно Богом и, намного превосходя состояние материальных предметов, имеющую собственную жизнь и действие - таким образом, что, зная неизменимые и необходимые причины истинного и благого, она ни в каком отдельном виде телесного блага не видит для нас необходимости. Когда же устанавливается, что душа человека бессмертна, наделена разумом и не связана материальными предметами, тогда закладывается прочнейшее основание естественной свободы.
4. Как в сильнейших выражениях утверждает Католическая Церковь неделимость, духовность и бессмертие души, так с несравненным постоянством и громогласностью провозглашает Она и её свободу. Истины эти Она всегда преподавала и придерживалась их как догмата веры, и всякий раз, когда еретики или обновленцы нападали на свободу человека, Церковь защищала её и оберегала эти благородные дары от уничтожения. История свидетельствует об энергии, с которой противостояла Церковь ярости манихеев и им подобных; всем известна та искренность, с которой в позднейшие годы защищала Она человеческую свободу на Тридентском Соборе и против последователей Янсения. Никогда и нигде не примирялась Она с фатализмом.
5. Свобода, как Мы говорили, принадлежит лишь тем, кто обладает даром разума, или интеллекта. С точки зрения своей природы это - возможность выбирать средства, подходящие для достижения предполагаемой цели, ибо властитель своих действий - тот, кто способен выбирать нечто одно из множества. Итак, поскольку всё, выбранное в качестве средства, рассматривается как благое или полезное, и поскольку благо как таковое - подобающий предмет нашего устремления, отсюда следует, что свобода выбора это принадлежность воли или, скорее, совпадает с волей в той степени, в какой имеет в своих действиях возможность выбора. Воля, однако, не может перейти в действие, пока не будет просвещена знанием, которым обладает интеллект. Иными словами, благо, которого желает воля, необходимым образом хорошо настолько, насколько известно интеллекту; тем более, что во всех добровольных действиях выбор является следствием суждения об истинности представленных благ, объявляющего, какому благу должно быть отдано предпочтение. Ни один разумный человек не может сомневаться в том, что суждение есть акт разума, а не воли. Целью или же объектом как разумной воли, так и её свободы является лишь то благо, которое согласуется с разумом.
6. Однако же, поскольку оба этих качества несовершенны, возможно, - как мы часто и наблюдаем, - что разум предлагает нечто, что в действительности не есть благо, но имеет внешнюю видимость блага, и воля делает выбор в соответствии с этим. Ибо как возможность ошибки и сама ошибка суть дефекты разума, свидетельствующие о его несовершенстве, так и стремление к тому, что имеет ложную видимость блага, хотя и будучи доказательством нашей свободы, как болезнь - доказательство нашей жизнеспособности, предполагает дефект этой свободы. Также и воля, ввиду своей зависимости от разума, желает чего-либо противоположного благу не иначе, как злоупотребляя своей свободой выбора и искажая саму её суть. Вот почему бесконечно совершенный Бог, хотя и будучи в высшей степени свободен, благодаря превосходству Своего разума и присущей Ему благости, тем не менее, не может выбрать зло; не могут этого сделать и ангелы и святые, обладающие блаженным видением. Св. Августин и другие значительнейшим образом выдвигали против пелагиан тот аргумент, что, если бы способность отклониться от добра принадлежала к сути или совершенству свободы, то Бог, Иисус Христос, ангелы и святые, не имеющие такой возможности, были бы вовсе лишены свободы или имели бы свободу меньшую, нежели человек в своем странствии и несовершенстве. Этот предмет часто обсуждается и у Ангельского Доктора, который демонстрирует, что возможность грешить - не свобода, а рабство. Довольно будет процитировать его проницательный комментарий с словам нашего Господа: "всякий, делающий грех, есть раб греха"3. "Всё, - говорит он, - есть то, что по природе ему принадлежит. Следовательно, когда оно действует под влиянием силы извне себя, то действует не само по себе, а под влиянием иного, то есть как раб. Человек же по природе своей разумен. Следовательно, когда он действует в соответствии с велением разума, то действует сам и по своей свободной воле; сие есть свобода. Когда же, согрешая, он действует в противоречии с разумом, то движим иным и является жертвою чужого заблуждения. Поэтому "всякий, делающий грех, есть раб греха"4. Истину эту ясно признавали даже языческие философы, особенно те, кто полагал, что свободен лишь мудрый человек; под выражением же "мудрый человек", как хорошо известно, подразумевался человек, наученный жить в соответствии со своей природой, то есть в справедливости и добродетели.
7. Итак, состояние человеческой свободы таково, что она необходимым образом нуждается в свете и силе, направляющих её действия ко благу и удерживающих их от зла. Без этого свобода нашей воли была бы нам погибелью. Прежде всего, должен быть закон, то есть - установленное правило учения о том, что дóлжно делать и чего не дóлжно. Правило это не может в каком-либо истинном смысле влиять на низших животных, поскольку они действуют по необходимости, следуя своему природному инстинкту, сами же по себе не могут действовать каким-либо другим способом. С другой стороны, как уже было сказано выше, тот, кто свободен, может как действовать, так и не действовать, способен делать то или это по своему усмотрению, поскольку его выбору предшествует суждение. Суждение же его не только решает, что верно или неверно по своей природе, но и - что является практическим благом и, следовательно, должно быть выбрано, а что - практическим злом и, следовательно, его нужно избегать. Иными словами, разум предписывает воле, к чему она должна стремиться или чего бежать, дабы в конце концов была достигнута конечная цель человека, ради которой он и должен выполнять все свои действия. Это подчинение разуму называется законом. Следовательно, в свободной воле человека или в нравственной необходимости наших добровольных действий в соответствии с разумом лежит самый корень необходимости закона. Нет более глупых слов или мыслей, нежели идея о том, что, поскольку человек по природе свободен, он изъят из действия закона. Будь так, оказалось бы, что, дабы стать свободными, мы должны лишиться разума, тогда как в действительности верно то, что мы обязаны подчиняться закону именно потому, что по самой своей природе свободны. Ибо закон - руководитель действий человека; он обращает человека ко благу своими наградами и отвращает его от зла своими карами.
8. Первым в этом отношении выступает естественный закон, написанный и высеченный в сердце каждого человека; сие - ничто иное, как наш разум, повелевающий нам делать праведное и запрещающих грех. Тем не менее, все предписания человеческого разума могут иметь силу закона лишь в той степени, в какой являются голосом и толкованием некой высшей силы, от которой по необходимости зависят наши разум и свобода. Ибо, поскольку сила закона состоит в наложении обязательств и даровании прав, единым и единственным основанием всякого закона является власть - иными словами, возможность устанавливать обязанности и определять права, а также назначать всем и каждому, находящемуся под её началом, необходимые меры поощрения и наказания. Всё это, очевидно, не может заключаться в человеке, как если бы он, сам себе будучи верховным законодателем, стал бы мерилом своих собственных действий. Отсюда следует, что закон природы - то же, что и вечный закон, вживленный в разумные существа и склоняющий их к надлежащим действиям и целям, и он не может быть ничем иным, как вечным разумом Бога, Творца и Правителя всего мира. И Бог соизволил придать этому правилу действия и сдерживания зла особые и самые уместные меры помощи, дабы укрепить и упорядочить волю человека. Первая и превосходнейшая из этих мер - сила Его божественной благодати, посредством которой разум может просвещаться, а воля - благотворно укрепляться и подвигаться к постоянному стремлению к нравственному благу, так что использование врожденной нашей свободы становится и проще, и безопаснее. Божия помощь никоим образом не стесняет свободного движения нашей воли - совсем наоборот, ибо благодать действует в человеке внутренне и в гармонии с естественными его наклонностями, поскольку проистекает от Самого Творца наших разума и воли, Который все предметы движет в соответствии с их природой. Как указывает Ангельский Доктор, божественная благодать потому так чудесно приспособлена для охранения всякой природы, поддержания её характера и действенности, что поступает от Создателя этой природы.
9. То, что было сказано о свободе отдельных лиц, не в меньшей степени применимо к ним и тогда, когда они рассматриваются как объединенные в гражданское общество. Ибо что разум и естественный закон делают для людей, то закон человеческий, изданный ради их блага, делает для граждан государства. Из законов, вменяемых людьми, некоторые касаются того, что хорошо или дурно по самой своей природе и требуют от людей следовать верному и избегать неверного, прибавляя к этому уместные меры. Но такие законы никоим образом не ведут своё происхождение из гражданского общества, ибо, как гражданское общество не создало человеческую природу, так нельзя его назвать и создателем блага, подобающего этой природе, или зла, противоречащего ей. Законы предшествуют совместной жизни людей в обществе и порождены естественным, а отсюда - вечным, законом. Следовательно, предписания естественного закона, оформленные в виде человеческих законов, не просто имеют силу человеческого закона, а обладают высшим и более царственным утверждением, принадлежащим к области закона природы и вечного закона. В области законов этого рода долг гражданского законодателя, прежде всего, - поддерживать общество в послушании путем принятия общей дисциплины и сдерживания людей упрямых и склонных к пороку, дабы они, удерживаемые от зла, могли обратиться ко благу или хотя бы не чинили бед и нестроений в государстве. Существуют и другие постановления гражданской власти, проистекающие из естественного закона не прямо, а некоторым образом опосредованно и решающие многие вопросы, которых закон природы касается лишь в общем и неопределенном виде. Например, хотя природа повелевает всем делать вклад в общественное спокойствие и процветание, то, что касается образа, обстоятельств и условий, при которых следует нести эту службу, должно быть определено человеческой мудростью, а не самой природой. Именно в построении этих частных правил жизни, предполагаемых разумом и благоразумием и выдвигаемых полномочной властью, и состоит человеческий закон в правильном смысле этого слова, обязывающий всех граждан вместе трудиться ради достижения общей цели, предложенной обществу, и запрещающий им отклоняться от этой цели, а также, пока человеческий закон подчиняется требованиям природы, ведущий ко благу и удерживающий от зла.
10. Отсюда явствует, что единственный стандарт и правило человеческой свободы - не только каждого отдельного человека, но и любой общности и гражданского общества, составляемого людьми вместе, - это вечный Божий закон. Следовательно, подлинная свобода человеческого общества состоит не в том, чтобы каждый человек делал, что ему заблагорассудится, ибо это закончилось бы просто суматохой и беспорядком и привело бы к низвержению государства, а в том, чтобы посредством предписаний гражданского закона все могли бы легче подчиняться требованиям закона вечного. Также и свобода тех, кто стоит у власти, состоит не в праве по своему капризу налагать неразумные бремена на своих подданных, что было бы столь же преступно и привело бы к разрушению всеобщего благополучия; но связывающая сила человеческих законов - в том, что они должны считаться подзаконными актами вечного закона и не могут санкционировать что-либо, не содержащееся в вечном законе как в начале и принципе всякого закона. Так, св. Августин мудро говорит: "Полагаю, что вы можете видеть в то же время, что нет ничего справедливого и законного в этом земном законе, кроме почерпнутого людьми из закона вечного"5. Если же кто-либо, стоящий у власти, предписывает нечто, не соответствующее принципам верного разума и, следовательно, вредное для общего блага, подобное предписание не может иметь обязывающей силы закона, не будучи правилом справедливости, а, несомненно, уводящим людей прочь от того блага, которое является самой целью гражданского общества.
11. Следовательно, природа человеческой свободы, как бы её ни рассматривать - применительно к отдельным лицам или к обществу, к тем, кто управляет, или к тем, кто подчиняется, - предполагает необходимость подчинения некому высшему и вечному закону, который есть не что иное, как власть Бога, повелевающего делать благо и запрещающего зло. Отнюдь не верно, что эта справедливейшая Божья власть над людьми уменьшает или даже уничтожает их свободу - напротив, она её защищает и совершенствует, ибо подлинное совершенство всех созданий находится в преследовании и достижении соответствующих им целей, конечная же цель, к которой должна стремиться свобода человека, это Бог.
12. Эти предписания истиннейшего и высочайшего учения, известные нам благодаря самому свету разума, всегда распространяла и утверждала Церковь, побуждаемая примером и наставлением Своего божественного Основателя; ибо Она всегда имела их мерою Своего служения и Своих наставлений, преподаваемых Ею христианским народам. В том, что касается нравственности, законы Евангелия не только неизмеримо превосходят мудрость язычников, но и приглашают и вводят в состояние святости, неведомое древним, и, приближая человека к Богу, немедля делают его обладателем свободы более совершенной. Так, могущественное влияние Церкви всегда проявлялось в охранении и защите гражданской и политической свободы людей. В Нашу теперешнюю задачу не входит исчисление Её заслуг в этом отношении. Достаточно вспомнить тот факт, что рабство, древний позор языческих наций, упразднено было в основном благотворными усилиями Церкви. Беспристрастие закона и подлинное братство человека впервые были засвидетельствованы Иисусом Христом; Его же апостолы эхом вторили Его голосу, когда объявляли, что в будущем не будет ни иудея, ни язычника, ни варвара, ни скифа, но все - братья во Христе. Сколь сильно, столь очевидно в этом отношении влияние Церкви, что опыт обильно свидетельствует, как в той или иной земле, стоило Ей ступить туда, невозможны становились дикарские обычаи, но быстро приходила на смену жестокости доброта, и свет истины почти мгновенно разгонял тьму варварства. Не менее щедра была Церковь в благах, что даровала цивилизованным народам во все века, противостоя ли тирании нечестивых или защищая невинных и беспомощных от несправедливости, или же, наконец, используя своё влияние для поддержки любой формы правительства, которое одобряли в пределах страны граждане благодаря его справедливости или которого страшились за её пределами враги этих граждан благодаря его силе.
13. Более того: высочайший долг - почитать власть и послушно подчиняться справедливому закону; благодаря этому члены общества получают действенную защиту от злодеяний дурных людей. Законная власть - от Бога, и "противящийся власти противится Божию установлению"6; следовательно, повиновение весьма облагораживается, если относится к самой справедливой и верховной из всех властей. Но там, где власть управления неполноценна, или где вводятся правила, противоречащие разуму, или естественному закону, или какому-либо установлению Бога, там повиновение незаконно, ибо, покоряясь человеку, мы были бы непокорны пред Богом. Таким образом, тирании поставлена преграда: власть в государстве не может решать всё по своему усмотрению, а все пользуются защитой своих прав - прав отдельных лиц, общин и всех членов сообщества; все вольны жить в соответствии с законом и верным разумом, а в этом, как Мы показали, и состоит настоящая свобода.
14. Если, обсуждая вопрос свободы, люди заботились бы о том, чтобы ухватить её истинный и законный смысл, только что объясненный разумом и рассуждением, никогда бы не посмели они возводит на Церковь такую напраслину и утверждать, будто Она - враг частной и общественной свободы. Но много тех, кто следует по стопам Люцифера и принимает, как свой, его мятежный вопль: "Не буду служить", и, как следствие, подменяет истинную свободу сущей и глупейшей вседозволенностью. Таковы, например, принадлежащие к широко распространенным и могущественным организациям, узурпирующим имя свободы (libertas) - именующие себя либералами.
15. То, на что нацелены натуралисты или рационалисты в области философии, сторонники либерализма, следуя принципам, изложенным натурализмом, пытаются предпринять в сфере нравственности и политики. Фундаментальная доктрина рационализма состоит в верховном превосходстве человеческого разума, который, отказывая в должном подчинении разуму божественному и вечному, провозглашает свою независимость и утверждает себя в качестве высшего принципа, источника и судии истины. Как результат, эти последователи либерализма отрицают существование какой-либо божественной власти, которой мы обязаны послушанием, и провозглашают каждого человека законом для самого себя; отсюда же вытекает система этики, называемая ими "независимой моралью", которая под видом свободы выводит человека из всякого подчинения Божию господству, заменяя оное безграничной вседозволенностью. Результат всего этого нетрудно предвидеть, особенно когда речь идет об обществе. Ибо стоит человеку прочно увериться в том, что он никому не подчинен, отсюда следует, что и действенную причину единств гражданского общества не нужно искать ни в каком принципе, внешнем по отношению к человеку или превосходящем его, но лишь в свободной воле отдельных лиц; что власть государства исходит лишь от людей и что, как разум каждого отдельного человека является единственным правилом его жизни, так и коллективный разум общества должен быть верховным управителем в распоряжении всеми общественными делами. Отсюда же - доктрина о превосходстве большего числа и о том, что всякое право и всякий почет принадлежат большинству. Но из сказанного ясно, что все это противоречит разуму. Отвергать всякую связь единства между человеком и гражданским обществом с одной стороны и Богом Творцом (и, следовательно, верховным Законодателем) - с другой, попросту противно природе не только человеческой, но и всего сотворенного, ибо все следствия по необходимости должны быть неким подобающим образом связаны со своей причиной, и к совершенству каждой природы относится то, чтобы она держалась в области и степени, предписанных ей общим природным порядком, а именно - чтобы низшее подчинялось и повиновалось высшему.
16. Далее: помимо сего, подобная доктрина весьма вредна как для лиц, так и для государства. Ибо стоит лишь приписать человеческому разуму единственную власть решать, что истинно и что благо - и уничтожается подлинное различие между добром и злом, честь и бесчестие различаются не по природе, а по мнению и суждению каждого, удовольствие делается мерой законности, а учитывая кодекс морали, почти или вовсе не имеющий никакой силы сдерживать или утихомиривать буйные склонности человека, естественным образом открывается путь ко всеобщему развращению. То же относится и к общественным делам: власть отрывается от истинного и естественного принципа, из которого черпает всю свою действенность по отношению к общему благу, а закон, определяющий, что правильно делать и чего избегать, отдается на милость большинства. Это попросту - дорога, ведущая к тирании. Как только мы отречёмся от владычества Бога над человеком и гражданским обществом, выйдет, что религия как общественный институт лишится права на существование, и ко всему, принадлежащему к области религии, станут относиться с полнейшим безразличием. Более того: амбициозные помыслы о собственной независимости будут порождать в людях бунт и мятежность; когда же долг и совесть перестанут взывать к ним, не останется ничего, способного их сдержать, кроме лишь силы, которая сама по себе не может ограничить их алчность. Почти что ежедневные свидетельства этому получаем мы в конфликте с социалистами и членами прочих подстрекательских обществ, неустанно трудящимися ради свершения революции. Тем же, кто способен сформировать верное представление о предметах, остается решать: способствуют ли подобные доктрины истинной свободе, которая одна достойна человека, или же извращают и разрушают её.
17. Верно, что существуют некоторые приверженцы либерализма, не разделяющие этих мнений, которые, как мы видим, страшны в своей гнусности, открыто противостоят истине и являются причиной самых чудовищных зол. Очень многие из этих людей, принужденные силою истины, не медлят признать, что подобная свобода порочна, что она - простая вседозволенность, несдержанная в своих требованиях и отрицающая истину и справедливость, и посему предпочитают, чтобы свободой управлял и направлял верный разум и, следовательно, она подчинялась естественному закону и вечному закону Божию. Но здесь они находят возможным остановиться, полагая, что человек как свободное существо не связан никаким божественным законом, кроме лишь такого, который Бог доводит до нашего сведения посредством нашего естественного разума. В этом они непоследовательны. Ибо если - как вынуждены они признать и как никто не вправе отрицать - воле божественного Законодателя нужно подчиняться, поскольку всякий человек под властью Божией и стремится к Нему как к своей цели, отсюда следует, что никто не может устанавливать пределы Его законодательной власти, не выпадая из долженствующего подчинения оной. В самом деле, если ум человека столь самонадеян, чтобы определять природу и протяженность прав Бога и своих собственных обязанностей, почитание закона Божия будет лишь мнимым, а не подлинным, и произвольное суждение возобладает над властью и провидением Бога. Значит, человек должен черпать свой стандарт верной и религиозной жизни в вечном законе и во всех и каждом из тех законов, которые Богу в Его бесконечной мудрости и всевластии угодно было поставить и дать нам знать о них столь ясными и безошибочными знаками, что не остается места для сомнений. Тем паче так, что, поскольку законы этого рода имеют одно и то же происхождение, Одного и Того же автора, что и вечный закон, они находятся в совершенном согласии с верным разумом и совершенствуют естественный закон. Законы эти как бы воплощают правление Божие, а Бог благодатно ведет и направляет интеллект и волю человека, уберегая их от ошибок. Так да остаются же оные в святом и нерушимом союзе, который не может и не должен быть разорван; и во всём - ибо так диктует сам верный разум - да будет должное и послушное служение Богу.
18. Есть и другие, в чём-то более умеренные, хотя и не более последовательные, утверждающие, что руководствоваться божественным законом должна нравственность отдельных лиц, но не нравственность государства, поскольку в общественных делах Божьими повеления можно оставлять без внимания, а при формировании законодательства - всецело пренебрегать ими. Отсюда вытекает роковая теория о необходимости разделения Церкви и государства. Однако абсурдность такой позиции очевидна. Сама природа провозглашает необходимость того, чтобы государство предоставляло обществу средства и возможности жить правильным образом, то есть в соответствии с законами Бога. Ибо поскольку Бог - источник всякого блага и справедливости, совершенно нелепо было бы, если бы государство не обращало внимания на эти законы или отменяло их противоположными установлениями. Кроме того, стоящие у власти обязаны обществу не только обеспечением его внешнего благосостояния и житейских удобств, но и - ещё более - учетом благополучия душ человеческих в мудрости своего законодательства. Но для этих благ не находится ничего более подходящего, нежели законы, автором своим имеющие Бога; а значит, те, кто в управлении государством не принимают во внимание эти законы, злоупотребляют политической властью, отклоняя её от надлежащей цели и от того, что предписано самой природою. Что же ещё важнее, и на что Мы не раз указывали, это то, что хотя непосредственное предназначение гражданской власти иное, нежели у власти духовной, и они следуют разными путями, всё же в исполнении своих раздельных полномочий они не могут порой не сходиться. Ибо подданные их - одни и те же, и нередко они имеют дело с теми же предметами, хотя и по-разному. Когда так происходит, то, поскольку состояние конфликта абсурдно и явным образом противно премудрому Божию установлению, должен с необходимостью существовать некий порядок или процедурный способ устранения разногласий и раздоров и обеспечения гармонии во всём. Гармония эта уместно сравнивается с тою, что существует между телом и душой ради благосостояния обоих, разделение которых причиняет телу неисправимый вред, поскольку прекращает саму его жизнь.
19. Дабы это стало более очевидно, следует рассмотреть рост свободы, приписываемый нашему веку, в отдельных его подробностях. Сперва взглянем на ту свободу лиц, которая противостоит добродетели религии, а именно - на так называемую свободу культа. Она основывается на принципе, согласно которому каждый человек свободен выбирать себе по вкусу любую религию или не выбирать никакой.
20. Несомненно, однако, что из всех обязанностей, которые должен выполнять человек, важнейшая и святейшая - та, что повелевает ему почитать Бога преданностью и благочестием. Это с необходимостью следует из той истины, что мы всегда во власти Бога, всегда водимы Его волей и провидением и, от Него изойдя, к Нему же должны возвратиться. Добавим к этому, что никакая подлинная добродетель не может существовать без религии, ибо нравственная добродетель относится к тому, что ведет к Богу как к высшему и конечному благу человека; следовательно, религия, как говорит св. Фома, "выполняет те действия, которые прямо и непосредственно предписываются Божией честью"7, управляет всеми добродетелями и способствует их гармоничному сочетанию. На вопрос же о том, какую из многих соперничающих религий необходимо принять, разум и естественный закон незамедлительно отвечают нам, что надобно следовать той из них, которую предписывает Бог и которую люди могут легко распознать по определенным внешним знакам, которыми пожелало отличить ее божественное Провидение, поскольку в этом деле ошибка влечет за собой самый страшный ущерб. Поэтому, когда человеку предлагается свобода такая, какая Нами описана, ему дается власть безнаказанно извращать или покидать святейшую из обязанностей и променивать неразменное благо на зло; а это, как Мы сказали, не свобода, но деградация оной и униженное подчинение души греху.
21. Свобода подобного рода, если рассматривать ее в отношении государства, явно предполагает, что нет причин, по которым государство было бы чем-либо обязано Богу или могло желать какого-либо общественного признания Его; что ни одна форма культа не должна быть в предпочтении, но все должны иметь равные позиции, не принимая во внимание религию народа, даже если тот исповедует католическую веру. Но чтобы оправдать такое, нужно принять за истину, что государство не имеет обязанностей по отношению к Богу, или что таковые обязанности, если и существуют, могут быть безнаказанно оставлены, а и то, и другое утверждение явственно ложно. Ибо не может быть сомнений в том, что люди объединены в гражданское общество волею Божией, идет ли речь о его составных частях, или о его форме, предполагающей наличие власти, или о цели его существования, или об изобилии значительных благ, предоставляемых им человеку. Именно Бог создал человека для общества и поместил его в собрание других ему подобных, дабы то, чего недостает его природе и недоступно ему в одиночку, он мог получить, сообщаясь с другими. Посему гражданское общество должно признавать Бога своим Основателем и Родителем и с почтением подчиняться Его силе и власти. Справедливость, следовательно, запрещает государству, как запрещает и сам разум, быть безбожным или принимать такой курс действий, который приводит к безбожию - а именно, относиться к различным религиям (как их называют) одинаково и без разбора оделять их равными правами и привилегиями. Поскольку в государстве необходимо исповедание единой религии, религия эта должна быть той единственной, что истинна и может быть без труда признана, в особенности в католических государствах, поскольку на ней как бы высечены знаки истинности. Следовательно, религию эту правители государства должны хранить и защищать, если желают - как им надлежит - с благоразумием и пользой способствовать благу общества. Ибо общественная власть существует ради благополучия тех, кем управляет и, хотя непосредственная ее цель - приведение людей к процветанию в сей жизни, при этом она все же не должна уменьшать, а должна, напротив, увеличивать возможность достижения человеком высшего блага, в котором состоит его вечное счастье. Оного же невозможно достигнуть, отбросив религию.
22. Все это, однако, Мы уже разъясняли более подробно в другом месте. Сейчас же Мы желаем лишь добавить то замечание, что свобода столь фальшивой природы весьма вредна для истинной свободы как правителей, так и их подданных. Религия по сути своей удивительно полезна для государства. Ибо поскольку она в конечном счете отсчитывает происхождение всякой своей власти напрямую от Самого Бога, то властно обязывает правителей помнить о своем долге, править своим народом без несправедливости или жестокости, с добротой и почти что родительской любовью; подданных же увещевает быть послушными законным властям, как служителям Божиим, и связывает их с правителями не только послушанием, но также почтением и чувством близости, запрещая всякое подстрекательство и дерзкие предприятия, направленные на нарушение общественного порядка и спокойствия, приводящие к тому, что на свободу народа накладываются бóльшие ограничения. Излишне упоминать о том, как способствует религия чистоте нравственности, а чистота нравственности - свободе. Разум показывает, а история подтверждает, что чем выше нравственность в государстве, тем больше возрастают в нем свобода, богатство и могущество.
23. Теперь нужно кратко рассмотреть свободу слова и свободу печати. Едва ли необходимо говорить о том, что подобное право не может существовать, если не используется с умеренностью и если выходит за рамки и цели всякой подлинной свободы. Ибо право - нравственная сила, и, как Мы говорили прежде и должны вновь и вновь повторять, абсурдно предполагать, что природа приняла его без учета истины и лжи, справедливости и несправедливости. Люди имеют право свободно и благоразумно распространять в государстве всё, что только истинно и благородно, дабы как можно больше граждан обрело его; но лживые мнения, с которыми не сравнится ни одна другая чума для умов, и пороки, совращающие сердце и нравственную жизнь, общественная власть должна усердно подавлять, не позволяя им способствовать разрушению государства. Неумеренность ничем не сдержанного интеллекта, непременно кончающая притеснением наивной толпы, власть закона контролирует по такому же праву, как и оскорбления, наносимые насилием по отношению к слабым. Тем паче так, что много бóльшая часть общества либо неспособна вовсе, либо если и способна, то с огромным трудом, избежать иллюзий и обманных ухищрений, в особенности - таких, что льстят страстям. Если всем обеспечена будет необузданная вседозволенность речи и письма, то не останется ничего священного и не оскверненного; не получат пощады даже высочайшие и истиннейшие наказы природы, справедливо считающиеся всеобщим и самым благородным наследием человеческого рода. Истина будет постепенно затенена мраком, и многообразные пагубные заблуждения, как часто случаются, легко возобладают. Также и здесь вседозволенность соберет то, что утратит свобода; ибо чем больше сдерживается вседозволенность, тем больше широта и безопасность свободы. Однако же в отношении всех тех мнений, которые Бог оставляет людям для вольного рассуждения, каждому принадлежит естественное право на полную свободу мысли и речи, ибо такая свобода никогда не ведет людей к подавлению истины, но часто - к ее обнаружению и обнародованию.
24. Подобное суждение можно вынести и в отношении того, что именуется свободой преподавания. Не может быть сомнения в том, что умы людей должна проникать лишь истина, ибо в ней обретаются благополучие, цель и совершенство всякой разумной природы; следовательно, ничто, кроме истины, не должно преподаваться ни несведущим, ни ученым, дабы знание приносилось лишенным его и сохранялось в им обладающих. По этой причине долг всех преподающих - ничто иное, как изгнание из умов ошибки и постановление надежной преграды на пути всякого ложного убеждения. Отсюда с очевидностью следует, что свобода, о которой Мы говорим, совершенно противна разуму и всецело склонна извращать умы людей, поскольку требует для себя права преподавать, что заблагорассудится; государство не может дать такое право, не нарушая свой долг. Тем паче так, поскольку учителя пользуются у слушающих их большим авторитетом, и те редко могут сами решить, что истинно и что ложно в даваемых им наставлениях.
25. По этой причине таковая свобода, чтобы быть достойна своего имени, должна также удерживаться в определенных рамках, дабы служение учителя не обратилось безнаказанно в инструмент совращения. Истина, долженствующая быть единственным предметом учащих, бывает двух видов: естественная и сверхъестественная. Касательно естественных истин, таких, как принципы природы и то, что извлекается из них непосредственно нашим разумом, имеется в роде человеческом некоторое общее наследие. На нем, как на прочном основании, стоят нравственность, справедливость, религия и самые узы человеческого общества; попускать их нарушение или уничтожение было бы весьма нечестиво, весьма глупо и весьма бесчеловечно.
26. Но не с меньшей религиозной заботой должны мы хранить и то великое и святое сокровище истин, которым научил нас Сам Бог. Защитники христианства часто прибегают ко множеству убедительных аргументов, излагая ключевые истины, а именно - что некоторые предметы были явлены Богом в откровении; что Единородный Сын Божий соделался плотью, дабы свидетельствовать об истине; что Им было основано совершенное общество, а именно - Церковь, Главою Которой Он стал, и в Которой обещал обитать до конца мира. Этому сообществу Он вверил все истины, которым учил, дабы оно могло хранить и беречь их, изъясняя их с законною властью, и в то же время повелел всем народам внимать гласу Церкви, как Его собственному, грозя не внемлющим вечной погибелью. Отсюда ясно, что лучший и надежнейший учитель человека это Бог, Источник и Принцип всякой истины, и Единородный Сын, пребывающий в лоне Отца, Путь, Истина и Жизнь, истинный Свет, просвещающий всякого человека, учению Которого все должны подчиняться: "и будут все научены Богом"8.
27. Сам Бог сделал Церковь участницей Своей божественной власти в деле веры и преподания нравственности, и благодаря Его небесному дару Она не может обмануться. Посему Она - величайшая и надежнейшая наставница человечества, преисполненная неотчуждаемого права учить его. Поддерживаемая истиной, полученной от Своего божественного Основателя, Церковь всегда стремилась свято исполнять миссию, вверенную Ей богом; непобедимая, несмотря на трудности, со всех сторон Её окружающие, никогда Она не прекращала утверждать Свою свободу преподавания и так, презренные предрассудки язычества были развеяны, и весь мир обновлен в христианскую мудрость. Сам разум ясно учит, что истины Божия откровения и истины природы на самом деле не могут быть противопоставлены друг другу, и что всё, что имеет с ними разногласия, должно по необходимости быть ложным. Поэтому божественное учение Церкви, отнюдь не будучи препятствием в стремлении к учености и научному прогрессу и никоим образом не сдерживая развитие цивилизации, придает им в действительности уверенное руководство сияющего света. По этой же причине оно немало способствует совершенствованию человеческой свободы, поскольку Спаситель наш Иисус Христос сказал, что истина освобождает человека: "познаете истину, и истина сделает вас свободными"9. Следовательно, нет никаких причин, чтобы настоящая свобода негодовала или подлинная наука огорчалась тому, что они должны соблюдать справедливые и необходимые ограничения законов, которыми, по суждению Церкви и самого разума, должно контролироваться учение.
28. Воистину, Церковь - как повсеместно доказывают факты - заботится прежде и превыше всего о защите христианской веры, не забывая в то же время пестовать и поддерживать всякий род человеческого учения. Ибо учение само по себе благо, достохвально и желательно; а всякая ученость, являющаяся следствием здравого разума и гармонирующая с правдой о предметах, немало служит подтверждению того, что вера говорит нам о власти Бога. Церковь, к величайшему нашему благу, заботливо сохранила памятники древней мудрости, повсюду открыла дома науки и побуждала интеллектуальный прогресс, усердно питая искусства, способствовавшие столь высоким достижениям культуры нашего века. Нельзя, наконец, забывать и о том, какое обширное поле открыто перед промышленностью и гением человеческим, содержа в себе всё то, что не обязательно связано с христианской верой и нравственностью, или что Церковь, не пользуясь здесь властью, оставляет свободному и ничем не сдерживаемому суждению сведущих.
29. Из всего этого можно понять природу и характер той свободы, которую столь яро защищают и провозглашают последователи либерализма. С одной стороны, они требуют для себя и для государства вседозволенности, открывающей путь для всякого извращения мнений; с другой же - различными способами мешают Церкви, ограничивая Её свободу самыми узкими рамками, хотя в Её учении не только нечего бояться, но и можно почерпнуть очень много пользы во всех отношениях.
30. Широко пропагандируют и другую свободу, а именно - свободу совести. Если под нею понимается, что всякий может по своему выбору поклоняться Богу или не поклоняться, то для опровержения такой идеи достаточно уже приведенных аргументов. Но можно её понимать и так, что каждый человек в государстве может следовать воле Бога и, сознавая свой долг и, будучи свободен от всякого препятствия, подчиняться Его повелениям. Это, и в самом деле, подлинная свобода, свобода, достойная сынов Божиих, которая благородно поддерживает достоинство человека и сильней любого насилия или неправды - свобода, которой Церковь всегда желала и которою дорожила. Свободу этого рода с бесстрашным постоянством утверждали за собою апостолы, её обосновали апологеты христианства, её многочисленные мученики освятили своею кровью. И сие верно, ибо христианская свобода свидетельствует об абсолютном и справедливейшем господстве Бога над человеком и о главнейшем и верховнейшем долге человека перед Богом. Она ничего общего не имеет с мятежным и бунтарским настроением, никоим образом не ниже, чем послушание общественным властям, ибо право повелевать и требовать подчинения существует лишь до той поры, пока это соответствует власти Бога и ограничено мерою, Им поставленной. Когда же повелевается нечто, расходящееся с волей Божией, то это - отступление от богоустановленного порядка и также прямое противоречие божественной власти; посему верно не повиноваться.
31. Однако заступники либерализма, делающие государство абсолютным и всемогущим и провозглашающие, что человек должен жить совершенно независимо от Бога, не признают сию свободу, о которой Мы говорим и которая идет рука об руку с добродетелью и религией; всё же, что делается ради её сохранения, считается вредным и преступным по отношению к государству. Если бы то, что они говорят, было правдой, то не существовало бы такой тирании, сколь бы чудовищной она ни была, которую мы не были бы обязаны терпеть и ей подчиняться.
32. Церковь искреннейше желает, чтобы христианское учение, очерк которого Мы дали, реальным и практическим образом проникло во все слои общества, ибо это весьма действенно послужило бы исцелению зол наших дней, премногих и значительных, порожденных во многом ложной свободой, столь восхваляемой, в которой ожидали найти семена безопасности и славы. Но результат разбил надежды. Плод, который, как думали, будет сладок и полезен, оказался на деле изъязвлен и горек. Если же желают найти лекарство, то да ищут его в восстановлении здравой доктрины, от которой только и можно с уверенностью ожидать сохранения порядка и, как следствие, защиты истинной свободы.
33. Но Церковь с подлинной материнской проницательностью взвешивает великое бремя человеческой слабости и хорошо знает то русло, по которому течение нашего века несет умы и действия людей. По этой причине, не допуская никакого права ни за чем, что не правдиво и не честно, Она не запрещает общественным властям терпеть то, что расходится с истиной и справедливостью ради избежания некого большего зла или ради обретения или сохранения большего блага. Сам Бог в Своем провидении, хотя и будучи бесконечно благ и могущественен, попускает злу существовать в мире, отчасти - для того, чтобы не препятствовать большему благу, а отчасти - для того, чтобы не последовало большее зло. В управлении государствами не запретно подражать Правителю мира, и поскольку власть человеческая в силах предотвратить не всякое зло, она должна, как говорит св. Августин, не придавать значение многому и спускать безнаказанным многое, что справедливо карается божественным Провидением10. Ибо если, при подобных обстоятельствах, ради общего блага (а это - единственная законная причина) человеческий закон может или даже должен терпеть зло, он не может и не должен оправдывать зло или желать его ради него самого; ибо зло само по себе, будучи недостатком добра, противостоит общественному благополучию, которого всякий законодатель обязан желать и защищать всеми силами. В этом человеческий закон должен стремиться к подражанию Богу, Который, как учит св. Фома, позволяя злу существовать в мире, "не желает, чтобы зло творилось, и не желает, чтобы оно не творилось, но желает лишь попускать ему твориться, и это - благо"11. Эти слова Ангельского Доктора содержат вкратце всё учение о попущении зла.
34. Но ради верного суждения приходится признать, что чем больше государство вынуждено терпеть зло, тем дальше оно от совершенства; и что терпимость ко злу, диктуемая общественным благоразумием, должна быть строго ограничена пределами, которых требует оправдывающая их причина - общественное благополучие. Посему, если такая терпимость будет вредить общественному благополучию и влечь за собой большее зло, она не будет законна, ибо в этом случае утрачивается мотив блага. И хотя в чрезвычайных условиях сих времен Церковь обычно делает уступки определенным современным свободам - не потому, что предпочитает их ради них самих, но поскольку полагает целесообразным их допустить - во времена более счастливые Она пользовалась бы Своей собственной свободой и стремилась бы убеждением, увещеванием и мольбами исполнять долг, порученный Ей Богом - обеспечивать вечное спасение человечества. Одно, однако, остается нерушимою истиной: то, что свобода, позволяющая всем делать всё, не есть, как Мы часто говорили, желательна сама по себе, поскольку противно разуму, чтобы ошибка и истина имели равные права.
35. Что же до терпимости, то удивительно, как далеко ушли от беспристрастия и благоразумия Церкви те, кто исповедуют так называемый либерализм. Ибо допуская безграничную вседозволенность, о которой Мы говорили, они преступают все границы и приходят в конце концов к тому, что не делают явного различия между истиной и заблуждением, между честностью и бесчестием. Поскольку же Церковь, столп и утверждение истины и безошибочная наставница нравственности, вынуждена порицать и осуждать терпимость столь распутного и преступного характера, они клевещут на Неё, говоря, что Она якобы имеет недостаток терпения и кротости и не видя того, что тем самым вменяют Ей в вину то, что на самом деле и есть предмет Её осуждения. Но несмотря на всю это показную терпимость часто случается, что, изобильно расточая обещания всяческих свобод, они в то же время совершенно нетерпимы по отношению к Католической Церкви, отказывая Ей в праве свободно быть Самою Собой.
36. Теперь, чтобы ради ясности свести к главному всё, что было изложено, и непосредственные выводы из этого, подведем итог таким образом: человек, по необходимости, вытекающей из его природы, всецело подчинен вернейшей и вечной власти Бога; как следствие, никакая свобода, кроме состоящей в подчинении Богу и Его воле, немыслима. Отрицать существование у Бога этой власти или отказываться ей подчиняться означает не действовать как свободный человек, но предательски злоупотреблять своей свободою, и именно в таком расположении ума и состоит по сути главный и смертельный порок либерализма. Однако этот грех принимает различные формы, ибо разными путями и в разной степени может воля отступать от должного послушания Богу или тем, кто имеет долю в Его божественной власти.
37. Отрицать верховную власть Бога и отбрасывать всякое послушание Ему в общественных делах, или даже в частных и семейных - величайшее извращение свободы и худший род либерализма; лишь к этому в полном смысле относится сказанное Нами.
38. Далее следует система тех, кто признаёт долг подчинения Богу, Творцу и Правителю мира, поскольку вся природа зависит от Его воли, но дерзко отрицает всякий закон веры и нравственности, превосходящий естественный разум и явленный властью Божией в откровении, или, по меньшей мере, утверждает бесстыдно, будто нет причин, по которым эти законы должны, во всяком случае - публично, приниматься в расчет государством. Сколь заблуждаются эти люди и сколь они непоследовательны, мы видели выше. Из этого учения, как из источника и начала, вытекает пагубный принцип разделения Церкви и государства, тогда как ясно, напротив, что две власти, хотя и различные по функциям и неравные по положению, должны, тем не менее, жить в согласии, в гармонии своих действий и в верном осуществлении соответствующих им обязанностей.
39. Учение это, однако, понимается двояко. Многие желают, чтобы государство было отделено от Церкви целиком и полностью, дабы в отношении всякого права в человеческом обществе, в установлениях, обычаях и законах, в государственной службе и в образовании молодежи оно не обращало на Церковь никакого внимания, как если бы Та вовсе не существовала; гражданам же позволялось бы следовать предписаниям своей религии частным образом, если им то заблагорассудится. Против подобного убедительны все аргументы, которыми Мы опровергаем принцип разделения Церкви и государства; добавим ещё, что абсурдно ожидать от граждан почтения к Церкви, если государство может Её презирать.
40. Другие не возражают против существования Церкви (да и как могли бы они?), но лишают Её природы и прав совершенного сообщества и утверждают, будто Она не имеет права законодательствовать, судить или карать, но лишь увещевать, советовать и править Своими подданными в соответствии с их собственной волей и согласием. Подобным мнением они извращают природу этого богоустановленного сообщества, разжижают и сужают его власть, его учительское служение, всю его действенность, и в то же время власть гражданского правительства разбухает у них до таких пределов, что Церковь Божия подчиняется господству и правлению государства, словно какая-либо добровольная ассоциация граждан. Для полного опровержения такого учения весьма полезны аргументы, часто используемые защитниками христианства и излагавшиеся Нами, в особенности - в окружном послании "Immortale Dei"12; ибо этими аргументами доказывается, что, по божественному установлению, Церковь имеет все права, вполне принадлежащие сообществу законному, высшему и совершенному.
41. Наконец, остаются те, кто хотя и не одобряет разделение Церкви и государства, полагают однако, что Церковь должна приспосабливаться ко временам и подчиняться тому, чего требует современная система правления. Подобное мнение здраво, если понимается в смысле некого уместного приспособления, совместимого с истиной и справедливостью, то есть до тех пор, пока речь идет о возможности для Церкви в надежде на некое большее благо являть снисходительность и прилаживаться к эпохе в степени, дозволяемой Её священным служением. Но не так - в отношении к практикам и доктринам, беззаконно введенным извращением нравственности и искаженным суждением. Религия, истина и справедливость должны сохраняться всегда, и, поскольку Бог вверил эти великие и святые предметы служению Церкви, странно было бы требовать от Неё молчать перед лицом лжи и несправедливости или попустительствовать тому, что вредит религии.
42. Из сказанного вытекает, что совершенно незаконно требовать, защищать или даровать безусловную свободу мысли, слова, письма или культа, как если бы то были права, данные человеку природой. Ибо если бы природа в самом деле дала их, было бы законно отказывать Богу в повиновении, и человеческая свобода не имела бы ограничений. Отсюда следует также, что свободу в этих вопросах можно терпеть, если тому есть справедливая причина, но лишь с такою сдержанностью, которая не даст ей выродиться во вседозволенность и неумеренность. Там, где в ходу такие свободы, люди должны применять их во благо и ценить их так, как ценит их Церковь, ибо свободу надлежит считать законной лишь до тех пор, пока она способствует большей возможности творить добро, но не далее.
43. Там где существует, с одной стороны, несправедливое утеснение народа, а с другой - попрание свободы Церкви, или где есть основания опасаться таковых, законно стремиться к такой перемене правительства, которая привела бы к надлежащей свободе действий. В подобном случае целью является не неудержная и порочная свобода, а лишь некоторое облегчение ради общего благополучия, дабы там, где государство допускает вседозволенность зла, не затруднялась бы возможность творить добро.
44. Опять же, само по себе не есть неверно предпочитать демократическую форму правления, если только в отношении происхождения и использования власти сохраняется католическое учение. Из различных форм правления Церковь не отвергает никакую, подходящую для обеспечения блага подданных; Она желает лишь - и этого требует сама природа - чтобы они строились без причинения кому-либо несправедливого зла и особенно - без нарушения прав Церкви.
45. Если по причине какого-то исключительного состояния вещей не определено иное, то целесообразно принимать участие в управлении общественными делами. И Церковь одобряет всякого, кто посвящает своё служение общему благу и делает всё, что в его силах, для защиты, сохранения и процветания своей страны.
46. Не осуждает Церковь и тех, кто, если это можно сделать без нарушения справедливости, желает освободить свою страну от какой-либо чуждой или деспотической власти. Не винит Она и тех, ко желает утвердить в государстве власть самоуправления и дать его гражданам величайшую возможную меру процветания. Церковь всегда вернейшим образом пестовала гражданскую свободу, что особенно видно в Италии, благодаря тому муниципальному процветанию, богатству и славе, которые были достигнуты в пору, когда спасительная власть Церкви распространялась без противодействия на все части государства.
47. То, что под водительством веры и разума Мы, исполняя Своё апостольское служение, изложили сейчас вам, досточтимые братия, будет, как Мы надеемся, полезно для очень многих, в особенности благодаря вашему сотрудничеству с Нами. В смирении сердца, с мольбою возводим Мы очи Наши к Богу и горячо просим его излить милостиво свет мудрости Его и совета Его на людей, дабы те, укрепленные сиими небесными дарами, могли в столь важных вопросах распознать, что истинно, и после в делах общественных и частных, с непоколебимым постоянством, жить в соответствии с истиною. В залог сих небесных даров и во свидетельство Нашего благоволения к вам, досточтимые братья, и к духовенству и народу, каждому из вас вверенному, с любовию преподаем во Господе апостольское благословение.
Дано в Риме, у св. Петра, в двадцатый день июня 1888 года, Понтификата же Нашего в лето десятое.
1 Сирах, 16:14.
2 См. п. 93:37-38.
3 Иоанн, 8:34.
4 Фома Аквинский, "О Евангелии от св. Иоанна", гл. VIII, лекция 4, п. 3.
5 Августин, "О свободе воли" ("De libero arbitrio", lib. 1, cap. 6, n. 15 (PL 32, 1229))
6 К Римлянам, 13:2.
7 "Сумма теологии" ("Summa theologiae", IIa-IIae, q. Ixxxi, a. 6. Ответ.)
8 Иоанн, 6:45.
9 Иоанн, 8:32.
10 Августин, "О свободе воли" ("De libero arbitrio", lib. 1, cap. 6, n. 14 (PL 32, 1228))
11 "Сумма теологии" ("Summa theologiae", la, q. xix, a. 9, ad 3m.)
12 См. п. 93:8-11.